Записки герцога Лозена - [12]

Мы дали друг другу обещание быть как можно осторожнее и ничем не нарушать придворного этикета. Леди Сарра, однако, очень любила меня, но положительно не хотела доказать этого на деле. В обществе мы появлялись с ней всегда вместе, оба веселые и оживленные, лорд Карлейль смотрел на нас подозрительно, но утешался мыслью, что леди Сарра скоро позабудет меня, как только вернется в Англию. Наступило время ее отъезда и, наконец, настал роковой вечер. Бенбюри предложил нам сопровождать его и жену часть дороги. Лорд Карлейль и я, конечно, приняли это предложение и в первый вечер нашего путешествия нам пришлось ночевать близ Шантильи. Никогда не забуду я этого вечера: одна свеча освещала довольно темную и грязную залу, столь обычную в французских гостиницах. Сэр Чарли что-то писал, лорд Карлейль сидел, опустив голову на руки и казался погруженным в глубокое раздумье, старая англичанка, всегда сопровождавшая его и воспитавшая его, кажется, с самого раннего детства, следила за мною глазами, полными ненависти и злобы. Леди Сарра плакала и я также, несмотря на все усилия, не мог удержать нескольких слез, тихо скатившихся по моим щекам. Я спал в одной комнате с лордом Карлейлем. Он больше не мог уже сдерживаться и предложил мне драться с ним на дуэли, как только мы вернемся в Париж. Я знал, что любим, следовательно, я был совершенно спокоен и очень холодно изъявил ему согласие, но с тем, чтобы ни малейшая тень подозрения не пала на леди Сарру. Мы расстались в Аррасе. Лорд Карлейль не нашел в себе силы воли расстаться с любимой женщиной и поехал в Англию, вместо того, чтобы вернуться с нами в Париж и ехать потом в Италию, как он сначала предполагал сделать. Мне кажется, что я должен здесь привести письмо, которое леди Сарра поручила мне передать принцу Конде, и другое письмо, которое она написала мне из Калэ.

«Вы были так добры ко мне, монсиньор, — писала она принцу, — что я не могу покинуть вашу страну, не поблагодарив вас еще раз за все. Я никогда не думала, что мне будет так трудно покинуть Францию, где я оставляю кусочек себя самой. Да, сердце мое разбито при мысли, что я должна вернуться на родину и оставить единственного человека, которого я могла бы любить. Лозен меня любит больше всего на свете и, не будучи в состоянии следовать за мной в Англию, он готов, кажется, принести величайшую жертву, чтобы свидеться со мной. Я дрожу при мысли, что он может без разрешения приехать вдруг в Англию и этот поступок повлечет за собой большие неприятности для него. Будьте же снисходительны к нему, монсиньор, и дайте ему это разрешение, которое осчастливит также и меня. Никто не может чувствовать к вам больше преданности и расположения, чем ваша покорная слуга.

Сарра Бенбюри».

Аррас, 4 февраля 1767 года.

«Вы совершенно разбили мне сердце, мой друг, — писала она мне, — я грустна и печальна, и несмотря на то, что я испытываю столько горя, я только и делаю, что думаю о своей любви к вам. Я никогда не допускала мысли, что мое счастье может зависеть от другого человека и особенно от француза, но что же делать — судьба судила иначе. Я много плачу. Сэру Чарли я объявила, что у меня болит голова и он удовольствовался этим ответом... О, Боже мой, какая я дурная! Ведь до сих пор я считала себя честной и прямой женщиной, а теперь я должна представляться и обманывать сразу двух людей, которых я так уважаю. Оба они ушли и я осталась одна и могу теперь писать тому, кто мне дороже моего покоя, который он унес с собой. Я не смею послать это письмо на почту через своих слуг, и поэтому я передаю его одному из лакеев этой гостиницы — у него такой симпатичный вид и он клятвенно обещал мне, что письмо будет доставлено по назначению и он ничего никому не скажет о нем; я совершенно не знаю, что я буду делать, если он вдруг предаст меня. Мне все так надоело, все меня раздражает и так будет до тех пор, пока не увижу тебя. Приезжай, как только это можно будет сделать, не рискуя слишком многим, так как я запрещаю тебе совершать поступки, в которых ты потом будешь раскаиваться. Постарайся получить отпуск. Принц де Конде так добр к тебе, наверное, он поможет тебе в этом. Приезжай и доставь мне радость, которой не может быть на земле. Я не боюсь того, что ты можешь не понять моего ужасного французского языка, сердца наши поймут друг друга. Прощай, я боюсь, что меня застанут врасплох. Помни о том, что твоя Сарра живет только для тебя».

Калэ. 6 февраля 1767.

Я возвращался в Париж верхом, в самом ужасном настроении духа. Самая злокачественная лихорадка не могла бы изменить меня более, чем любовь. Принц де Конде был так польщен доверием леди Сарры, что через две недели уже я получил отпуск и разрешение ехать в Лондон. Меня там встретили так, что любовь моя еще увеличилась, если это вообще было возможно.

После целого ряда представлений и визитов, которые я должен был сделать по настоянию графа де Герши, нашего посланника в Англии, я наконец очутился опять на свободе и мог ехать в деревню вместе с леди Саррой и ее мужем.

Время, проведенное мною у них, можно считать самым счастливым периодом всей моей жизни. Через несколько дней после моего приезда, хозяин дома должен был отлучиться на целых три недели и я провел их наедине с его женой. Она выказывала мне самую нежную любовь, но не хотела осчастливить меня совсем. Наконец, как-то вечером, она сказала мне, что я могу придти к ней, когда все лягут спать. Я с нетерпением ждал этого давно желанного момента. Я нашел ее в постели и решил, что могу себе позволить некоторую вольность по отношению к ней, но она так обиделась на это, что мне пришлось отказаться от всяких попыток в этом отношении. Она позволила мне лечь рядом с ней, но с условием, что я буду держать себя скромно и тихо; подобные сладостные муки продолжались несколько ночей. Я уже перестал надеяться на что-либо, как вдруг, однажды ночью она крепка обняла меня обеими руками и самое пылкое желание мое, наконец, исполнилось — я обладал ею. — Я не хотела, чтобы мой любовник думал, что я отдалась ему в минуту слабости, — сказала она мне, — и не хотела, чтобы он терял уважение ко мне. Я хотела, чтобы он оценил мою любовь, во имя которой я дала ему все, что могла. Теперь я вся твоя, навеки! — На следующий день мы ехали оба верхом, и она вдруг спросила меня: — Скажи, пожалуйста, любишь ли ты меня настолько, что согласился бы ради меня пожертвовать всем? — Да, конечно, — ответил я без раздумья, так как думал то, что говорил. — Хорошо, — сказала она, — в таком случае бросай все, расстанься со всем на свете и поедем со мной на Ямайку; там ты будешь жить только для меня одной. Там у меня живет один родственник, человек очень богатый и любящий меня без ума, он нам даст все, что нам надо. — Я хотел возразить ей, но она прервала меня, говоря: — Подожди, я хочу знать твой ответ не раньше недели; через восемь дней ты мне скажешь его. То, что предлагала мне леди Сарра, казалось мне высшим счастьем на земле. Я не пожалел бы ни о чем и готов был на всякую жертву ради нее, хотя знал, что она очень легкомысленна и большая кокетка. Мне казалось, что она непременно в один прекрасный день разлюбит меня и раскается в своем поступке. Меня пугала возможность, что она потеряет ради меня все, возненавидит меня и будет несчастна со мной.