Записки - [12]
В допросе губернского правления Занович показал, что брат его поехал чрез Москву в С.-Петербург, явить правительству вымененные ассигнации за границею от жидов за дешевую цену; но после нашли в его квартире под полом все инструменты для делания ассигнаций; по открытии чего отправлен был в С.-Петербург. Зорича же совершенно оправил в незнании фальшивых ассигнаций.
Меньшой Занович схвачен был в Москве, у самой заставы; найдено с ним с лишком 700 тыс. фальшивых ассигнаций, все сторублевые. Как он, стакнувшись с братом, показывал то же; потом, по признании их вины, заключены они были в крепость Балтийский порт[46]. Во время нападения на оный порт шведов в 1789 году, по малочисленному гарнизону, арестанты были выпущены для защиты оного; Зановичи оказали особливую ревность и разумными советами некоторые услуги, за что, по освобождении порта, высланы за границу.
Говоря о Шклове, такое в нем было множество бродяг, так что если случалась нужда отыскивать какого-нибудь сорванца, то государыня приказывала посмотреть, нет ли его в Шклове, и иногда точно его там находили. Между прочим, во время французской революции, в 1792 году, граф де-Монтегю, бывший капитан корабля во французском флоте королевской службы, под видом эмигранта императрицею принят был в черноморский флот; он, проезжая Шклов, притворился больным и оставался там немалое время. Почтмейстеру казался он подозрителен, тем более что не успел туда приехать, как через Ригу адресованы были на его имя иностранные газеты. Один раз почтмейстер решился распечатать и, осматривая с прилежанием, заметил, что на одном листке между строк шероховато, а когда поднес к огню, оказалось написанное, и открылось, что Монтегю был якобинец и ему было поручено сжечь наш черноморский флот. Сего Монтегю отправили за караулом в С.-Петербург; впоследствии на эшафоте изломали над ним шпагу, и сослан он был в Сибирь в работу.
[1783]. В июле 1783 года мать моя по болезни отправилась в Нарву (и меня с собою взяла) пользоваться там от главного доктора г. Сандерса, где пробыв до сентября и не получа облегчения в своей болезни, отправилась в С.-Петербург. По прибытии туда, явился я на службу в Преображенский полк; майором тогда был генерал-майор Николай Алексеевич Татищев, приятель моего отца. Отыскал, что написан я в списке служащих и уже состою в третьей сотне и числюсь в 1-й мушкатерской роте.
III. Вступление мое в службу до открывшейся Турецкой войны в 1788 году
Служба моя в гвардии ничтожна и кратковременна; некоторое время я был при роте и раза два дежурил, потом записан был в уборные. Так назывались сержанты, избираемые по высокому росту: одеты они были в обыкновенные тогдашние мундиры; шишаки вроде римских с богатою серебряною арматурою и панашем[47] из страусовых перьев украшали их головы; сума для патронов тож с серебряною арматурою. Сии уборные сержанты стояли по два на часах перед кавалергардскою залой, куда только впускались до капитана; но в дворянском мундире всякий имел право туда входить; я хаживал, быв сержантом гвардии, как и прочие мои товарищи, не в службе, в дворянском мундире, который во всяком чине дворянин имел право носить. За сею залою была тронная, у дверей которой стояли по два кавалергарда; не все генерал-поручики и тайные советники имели туда вход, но те только, которые имели на то позволение. Кавалергарды были не то что теперь[48], их было всего шестьдесят человек; выбирались по желанию каждого; высокого росту, из дворян; они все считались поручиками в армии; капралы были штаб-офицеры, вахтмейстер — полковник, корнет — генерал-майор, поручик был светлейший князь Потемкин; ротмейстер — сама императрица; должность их была стоять по двое на часах у тронной, а когда императрица хаживала пешком в Александро-Невский монастырь, 30 августа, в день сего святого, то они все ходили пешком по сторонам ее[49]; мундир их парадный был синий бархатный, обложен в виде лат кованым серебром, и шишак тоже из серебра и очень тяжел.
По приезде светлейшего князя[50] из Херсонской губернии определен я был к нему с четырьмя другими сержантами на ординарцы; сим закончилась служба моя в гвардии. 1783 года в декабре его светлость взял меня к себе в адъютанты; он тогда еще был генерал-аншефом и вице-президентом военной коллегии. По чину имел [он] одного генерал-адъютанта премьер-майорского чина, двух флигель-адъютантов капитанского чина да такое же число адъютантов по званию шефа екатеринославской конницы[51]. Адъютанты его, как он был вице-президент военной коллегии, имели право носить все армейские мундиры, кроме артиллерийского; и вообще, у всего генералитета адъютанты носили мундиры тех войск, какие у них были в команде; общий знак адъютантов был аксельбант на правом плече.
Князь жил во дворце; хотя особливый был корпус, но на арках была сделана галерея для проходу во дворец через церковь, мимо самых внутренних покоев императрицы.
Лишь я только вступил в свое лестное, по тогдашнему времени, звание[52], как, по разным причинам, государыня оказала к нему [Потемкину] немилость, и уже он сбирался путешествовать в чужие край, и экипажи уже приготовлялись. Князь перестал ходить к императрице и не показывался во дворце; почему как из придворных, так и прочих знатных людей никто у него не бывал; а сему следуя, и другие всякого звания люди его оставили; близ его дома ни одной кареты не бывало; а до того вся Миллионная была заперта экипажами, так что трудно было и проезжать. Княгиня Дашкова, бывшая в милости и доверенности у императрицы, довела до сведения ее через сына своего, бывшего при князе дежурным полковником, о разных неустройствах в войске: что слабым его управлением вкралась чума в Херсонскую губернию, что выписанные им итальянцы и другие иностранцы для населения там пустопорожних земель, за неприуготовлением им жилищ и всего нужного, почти все померли, что раздача земель была без всякого порядка, и окружающие его делали много злоупотребления, и многое другое; к княгине Дашковой присоединился фаворит А. Д. Ланской.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.