Записки экстремиста - [20]

– И когда же суд? – спросил я Рослого.

– Когда, по вашим расчетам, он оправится? – найдя глазами в окружившей нас толпе врача, спросил Рослый.

– Через недельку, я полагаю, – подсунувшись вперед, с подобострастием проговорил врач.

Это был тот самый врач, что устроил истерику перед постелью умирающего Декана. А делать ему здесь, в диспетчерской, в этот час, отметил я про себя, было абсолютно нечего.

– Ну вот, через недельку – вновь поворачиваясь ко мне, ответил Рослый.

4

Есть выражение «как во сне».

Я прожил эту неделю до суда впрямь будто во сне. Меня мучили наяву такие кошмары, какие мне никогда и не снились. Мне чудилось, что это будут судить меня, а не Магистра, мне уже казалось, что это я, а не Магистр пытался убежать на землю, оставляя здесь, под землей, свою семью… о, ведь я сам, сам был рядом с этим желанием, на волос от него! Мне вспоминалось, как, хороня Декана, я захлебывался – невидимо для всех! – в постыдном, щенячьем чувстве усталости и ожесточения, и я был не в состоянии осуждать Магистра, я не ощущал в себе ненависти к нему или презрения, не ощущал его изменником, во мне не было к нему ничего, кроме жалости…

И вот он настал, день суда. Посланец от Рослого известил меня накануне, что суд состоится не в Главном зале, как предполагалось вначале, а прямо на производствах.

– Как это? На всех сразу? – недоуменно спросил я посланца.

– Как это на всех сразу! – усмешливо ответил он мне. «Дурной вы, что ли!» – услышал я в его голосе. – Начнем на одном, продолжим на другом, переберемся на третье… Чтобы суд к людям пришел, а не они в суд. Ясно?

Должно быть, он не заметил, что ответил мне совершенно в манере Рослого – повторил буквально все его интонации и даже добавил в конце «ясно».

Первое заседание началось в сталеплавильном цехе. С шумом работали вентиляторные установки, вытягивая из помещения дымный смрад, утробно гудела электродуга конвертора, адски играющего красными отсветами расплавленной стали на колпаке вытяжки, а столпившийся напротив судейского стола, на некотором расстоянии от него, народ то и дело поглядывал в сторону этого гигантского футерованного котла – скоро должна была начаться разливки стали, и все ждали сигнала занять свои рабочие места.

Как ввели Магистра, я не заметил. Я только увидел, что он, поддерживаемый под руки двумя людьми, выставив вперед загипсованную ногу, с черным, измятым, осунувшимся лицом уже усаживается на стул сбоку судейского стола, и я бросился к нему из глубины зрительской толпы, растолкав ее в один миг.

– Спокойно! – выступил откуда-то со стороны человек, загораживая мне путь. – Вступать в контакт с подсудимым запрещено. Только с разрешения суда.

Магистр тоже рванулся было ко мне, вскочив со стула, но загипсованная нога мешала, да он и не сделал ни шага – под руки его тут же подхватили его сопровождающие, и дорогу ему точно так же, как мне, заступил вынырнувший неизвестно откуда еще один человек.

Мы обменялись с Магистром взглядами – глаза у него были потухшие, покорные, измученные, и я вернулся в толпу, а он сел обратно на свое место.

Рослого нигде видно не было. Может быть, откуда-нибудь издалека он и наблюдал за судом, но ни за самим судейским столом, ни в зрительской толпе он не присутствовал.

Магистр признался во всем сразу, мгновенно, едва лишь начался суд. Да, хотел сбежать, ответил он. Специально попросился нынче осуществлять канал, чтобы сбежать. Если бы удалось сбежать, то никогда бы уже, естественно, не вернулся…

Из-за шума в цехе слышно было плохо, и всем – и судьям, и Магистру, – чтобы слова их были понятны, приходилось кричать. И еще было невыносимо жарко, все обливались по́том, и у кого не нашлось платков, давно уже почитавшихся у нас великой роскошью, вытирали лица подолами рубах и рукавами.

Я поднял руку:

– У меня вопрос.

– Вообще-то не положено, – ответил председательствующий, – но вам можно. Задавайте.

– Насколько мне известно, – прокричал я, обращаясь к Магистру, – тебя попросили подменить кое-кого заболевшего. Не ты сам захотел, а тебя попросили.

– Нет, это я сам захотел, – бесцветным голосом, с механической заведенностью громко ответил Магистр.

– Если сам, то мне интересно, чем ты мотивировал свою просьбу? Ведь обычно связь осуществляет…

– Вам отвечено! – резко прервал меня председательствующий. – Несущественные вопросы судом не принимаются. – И обратился к Магистру: – Как бы вы сами квалифицировали свой поступок?

– Измена, – тут же, без паузы отозвался Магистр.

– Та-ак! – произнес председательствующий, собираясь, судя по всему, подводить какой-то итог, и вдруг спохватился: – Да! Давайте выслушаем свидетеля. У подсудимого во время производившихся работ был помощник, и это благодаря ему не удался побег!

Парнишке-свидетелю было лет тринадцать, чуть-чуть побольше, чем моему старшему. Видимо, один из наших первенцев, рожденных здесь, зачатый, зачатый незнаемо для своих родителей, еще на земле. Но с какой это стати он оказался в помощниках у Магистра? Детей его возраста мы уже использовали на различных работах, но только на легких, в коллективной форме, и, конечно, не ночью!