Записки цирюльника - [7]
Но сам он, бедняга, никогда не выигрывал!
Другой был знатоком лошадей и знал наизусть родословную каждой из них. Он давал советы любителям бегов и сам играл на тотализаторе. И неизменно проигрывал.
Впрочем, духом он не падал и на каждых скачках начинал сызнова:
— Лошадь такого-то ничего не стоит. Вот та, другая? Да, чистокровная кобыла: она ведь дочь такого-то рысака, получила большой приз на Лоншанских скачках в таком-то году, а мать ее… — порода! — получила премию Амедея Савойского! Если ставить на кого-нибудь, то, конечно, на нее!..
А на другой день после скачек брал в долг папиросы у товарищей и занимал на обед…
А велосипедные состязания! Были среди парикмахеров такие, которые после окончания работы ходили тренироваться, надеясь стать чемпионами.
Между собой они не дружили, завидовали друг Другу, ссорились… Южане, которых было много в туринских парикмахерских, хвастались, что они лучшие художники (парикмахеры любят так себя называть); северяне, конечно, считали себя гениями, и споры иногда доходили до потасовки.
Я высмеивал их и уверял, что наилучший художник, — конечно, хозяин, который всех нас великолепно «стрижет».
— Это верно. — соглашались некоторые.
Но, когда я заговаривал об их вступлении в профессиональный союз, они смолкали, мрачно поглядывали на меня.
— Хочешь, чтобы нас рассчитали?
Труд оплачивался плохо. Отношение было еще хуже. Клиенты смотрели на нас, как на существа низшего порядка. Обращались на «ты»: «Причеши-ка меня!», «Подстриги бороду!», «Завей усы!». А парикмахер должен был отвечать обязательно по титулу: «Да, синьор командор!», «Слушаюсь, синьор кавалер!» и т. д.
В плохоньких цирюльнях рабочих кварталов дышалось легко, но заработок был грошовый.
Меня недолюбливали за язык.
Как-то один пизанец спорил с уроженцем Сицилии. Этот последний хвастался, что ему случалось брить маркиза ди Рудини, председателя совета министров.
Пизанец оглядел его с видом превосходства:
— А я работал в Пизе в парикмахерской, которая обслуживала королевский дворец! — И он победоносно оглядел товарищей.
— Ты, что же, королевских собак стриг, что ли? — не удержался я.
Ну и была же история! Помирился он со мною только после того, как я уступил ему одного из своих наиболее щедрых клиентов.
И все же я с двумя-тремя товарищами вел здесь организационную работу, и мы сумели, правда с невероятными усилиями, добиться успеха.
Но «организованным» членам профсоюза приходилось плохо, хозяева к ним придирались, при первом же случае увольняли, а найти новое место было трудно: нас знали наперечет.
Как-то мне пришлось работать в центре, в роскошной парикмахерской на проспекте Виктора Эммануила, вблизи казарм; в парикмахерскую заходили все офицеры, а солдаты — разве только случайно. Надо было только посмотреть, как раболепствовали и хозяин и служащие, когда к нам заходил кто-нибудь из полковых «шишек»!
А когда приходил сам полковник, то это было словно второе пришествие! Хозяин собственноручно распахивал перед ним дверь, склоняясь с подобострастным «Мое почтение, синьор полковник», и затем вытягивался, как в строю. Парикмахеры кидались принять полковничью саблю, перчатки, фуражку, плащ…
А брошенные клиенты покорно ждали с намыленными щеками и подбородками.
В одно из воскресений, когда парикмахерская была битком набита военными и чиновниками — затесался даже и один епископ, — появился полковник. Он начальственно скомандовал:
— Поскорее, я тороплюсь!
И так как в этот момент я заканчивал бритье своего клиента, то высокая честь служить полковнику выпала на мою долю.
— Кто следующий?
Полковник приблизился к креслу, за которым я работал.
— Подстриги бороду, да поторапливайся!
— Садись! — ответил я.
Мгновенно в парикмахерской воцарилась мертвая тишина. Служащие оцепенели. В воздухе замерли руки с ножницами и бритвами, глаза хозяина выкатились из орбит, сам полковник посинел, но сдержался и сел в кресло.
Я, стараясь сохранить полное спокойствие, принялся за работу. Мои коллеги боялись глянуть в мою сторону, зато хозяин кидал на меня испепеляющие взгляды. У клиентов был растерянный вид, только несколько нижних чинов, брившихся в уголке, видимо, были довольны.
Полковник, пока я его брил, обращался ко мне на «вы». На чай он не посмел дать и удалился все еще посиневший. Хозяин долго расшаркивался перед ним и извинялся.
Как только он вышел, хозяин подошел ко мне:
— Вы сегодня же вечером получите расчет! Я заплачу вам за восемь дней вперед.
— Так рассчитываются с жуликами, — возразил я.
— От кого вы научились такому обращению?.. — зарычал вконец разгневанный хозяин.
— От полковника, — ответил я.
Вечером, забрав свои инструменты и причитавшиеся мне гроши, я ушел из парикмахерской. Начался тяжелый период поисков работы. Получить место было трудно: хозяева знали меня слишком хорошо. Переменить ремесло не позволяла больная нога. Потянулись черные дни нищеты. Заработок выпадал случайный, ничтожный. Сколько раз спасал меня от голодной смерти мой приятель, мывший посуду в одном из ресторанов, откуда он приносил мне остатки еды, собранные с блюд!
Но наш союз парикмахеров креп и разрастался. В один прекрасный день парикмахеры объявили забастовку. Кролики превратились в львов! Грозились избить хозяев, разнести в щепки парикмахерские… Забастовка тянулась недолго: хозяева пошли на уступки. Была увеличена заработная плата, дан отдых по понедельникам: но чаевые остались. Сами бастующие выдвигали отмену этого унизительного обычая скорее как агитационный прием.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.