Записки цирюльника - [12]

Каноник сиял.

— Я сейчас же бегу занять вам место в вагоне второго класса. Завтра приду с билетом — кстати, это мой день для бритья. — Он пожал мне руку и умчался с невероятной быстротой. Я скоро забыл о нем, занявшись клиентами.

На следующий день, однако, каноник не явился. Не явился он и в следующий «свой» день. Через некоторое время он прислал хозяину письмо со вложением абонементной карточки. Каноник писал: «Я не могу больше пользоваться вашими услугами. Причины этого я объясню вам лично».

Хозяин недовольно сказал мне:

— Причина эта — вы. Вы оскорбили его религиозные чувства.

— Никоим образом! Он хотел отправить меня в Лурд, я согласился. Чего же вам больше?

Физиономия моего хозяина превратилась в вопросительный знак.

— Вы едете в Лурд?

— Готов отправиться. Вы ведь знаете, что каноник уговаривал меня поехать туда. На прошлой неделе он предложил мне поехать за его счет. Ушел купить билет и не вернулся. Вероятно, он сообщил о моем «обращении» своим более умным коллегам, в результате чего вы потеряли клиента.

История стала притчей во языцех в городке. Каноника я так больше и не видел.

Глава VI «Аванти» Муссолини

Бедняга каноник, который, сам того не подозревая, сотрудничал в антирелигиозной работе «Лотте нуове», кончил тем, что был обессмертен на страницах «Аванти».

Я был необычайно счастлив, когда на страницах «Аванти» появилась моя первая корреспонденция. Главным редактором («директором») газеты был тогда Муссолини[22].

Муссолини!.. Главные редакторы «Аванти» всегда являлись руководителями Итальянской социалистической партии, но «Аванти» не везло. Все они кончали плохо. Первый из них — Биссолати — стал интервентистом (сторонником вступления Италии в мировую войну), затем министром национальной пропаганды во время войны и в палате депутатов грозил социалистам расстрелами! Энрико Ферри, некогда наш кандидат в парламент, превратился в фашиста. Это был самый развязный паяц, какого когда-либо знала политическая жизнь Италии. Оддино Моргари кончил реформизмом. Тревес — тоже. Кем стал Муссолини, мы знаем; чем он кончит, еще не известно.

И лишь один Серрати[23] хотя и отошел в начале от коммунистов, но после года борьбы с III Интернационалом все же признал свои ошибки и вернулся к нам. Муссолини, нынешний палач итальянского пролетариата, был, пожалуй, наиболее популярным из главных редакторов «Аванти». В его руках орган Итальянской социалистической партии перестал быть, как при Биссолати и Тревесе, вместилищем бесконечных статей, ложившихся кирпичами на мозги и в замаскированной форме призывавших к сотрудничеству с буржуазией. Газета стала по-настоящему боевой. Когда мне случается теперь перечитывать пыльные страницы бедного «Аванти», я размышляю о поражении, которое итальянский пролетариат потерпел после знаменательного захвата фабрик и заводов в 1921 г., и о судьбах нашей газеты и ее главных редакторов…

Но Муссолини заполнял всю газету собственной особой. Имя Муссолини пестрело на всех шести колонках ее, как красуется оно теперь на всех страницах «Пополо д’Италия»[24].

Статьи эти прекрасно подходили к нашей латинской психике: слова, слова, торжественные, напыщенные, громкозвучные. Последний документ того времени, его воззвание против войны, был все в том же стиле.

В сущности, все мы были приучены к такого рода пропаганде. Что такое социализм? Справедливость и свобода. Как этого достигнуть? Путем сотрудничества с наиболее передовыми элементами буржуазии и речами, более или менее зажигательными. Как сделать революцию? Весьма просто…

Муссолини превзошел всех своих предшественников в искусстве демагогии.

Я познакомился с ним в Милане, в помещении «Аванти», на одном из собраний корреспондентов этой газеты. Он мне показался иным, чем я его себе представлял, и это впечатление усилилось, когда я слушал его выступление: я был разочарован. Он все время говорил о себе, о своих предложениях, о своих статьях… Это было накануне войны в Ливии. Он дал нам директивы, объясняя, как писать корреспонденции, говорил долго. И небрежным жестом подписал наши корреспондентские карточки (моя была забрана вместе с прочими бумагами при обыске). В нем не чувствовался наш товарищ. В его отношении к остальным редакторам тоже было что-то неприятное.

Я снова увидел его в Турине, на выборах в палату депутатов. Он надеялся быть кандидатом от пролетариата Турина, но рабочие отклонили кандидатуры всех интеллигентов, а среди них было немало жаждавших принять на себя это бремя! Муссолини тоже жаждал, но, узнав о том, что выбор рабочих пал на рабочего же, Бонетто, поспешил снять свою кандидатуру. Он прибыл в Турин, чтобы выступить в защиту кандидатуры Бонетто. Он очень боялся перед этим собранием: националисты были по-боевому настроены и могли поколотить его если не как Муссолини, то как главного редактора «Аванти».

Это напоминает мне печальную историю с нашим товарищем, депутатом Этторе Кроче, которого жестоко избили фашистские студенты Болонского университета, где он был профессором. Избивая его, фашисты приговаривали:

— Мы бьем не профессора Кроче, к которому питаем большое уважение, а коммуниста Кроче!