Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 - [73]
Греки постарались как можно скорее загородить все наши бараки колючей изгородью и поставить у ворот свою стражу, назначив нам карантин в три недели, очевидно, сами не надеясь на свою дезинфекцию. Мы прибыли в лагеря 3 декабря, следовательно, карантин наш оканчивался 24 декабря. Как раз в Рождественский сочельник. Время уходило на рубку дров для печи, на стояние в очередях за обедом, ужином и кипятком. Некоторое время посвящалось гулянью, т. е. толчению на одном месте, так как все пространство, отведенное для нас, было очень невелико, примерно около трех десятин, где и помещались бараки для 500 человек.
Нам француз monsieur Bier умел-таки пустить пыль в глаза: он сам обошел все бараки и везде заявил, что с завтрашнего дня мы будем получать французский стол, т. е. два горячих кушанья и фрукты два раза в день. После нашей месячной голодовки мы готовы были кричать ему «ура». Да кажется, где-то и кричали.
Что же оказалось впоследствии? Француз сдал наш прокорм с подряда салоникским евреям по восемь франков с человека в день. Чтобы понять, какой куртаж возможен при этой цене, достаточно сказать, что впоследствии греки кормили нас за шесть франков, а когда дело перешло в наши руки, а поваром нашим был граф Святополк-Мирский[411] (скромный человек, который не пошел в сиятельную группу), то расходы сократились до трех драхм на человека при более питательном столе.
Французы действительно кормили нас два раза в день своим неизменным рагу из овощей и давали по паре мандаринов или апельсинов, которыми салоникская гавань была завалена. Но они совершенно не признавали нашей привычки к чаю и то поили нас дочерна прокипяченным чаем из котлов, то давали нам некипяченую воду в 60 градусов. И ничто не помогало: ни жалобы, ни просьбы.
Таким же блефом оказалось и заявление французского консула, что он ручается за целость наших вещей. Действительно, их привезли с поля и выбросили в пакгаузе, но в каком виде! Все вещи из узлов были вытряхнуты в общую кучу, и каждый рылся в ней, наступая грязными ногами и разыскивая свое. Масса вещей пропала. Все было запачкано и измято. Я был доволен, что разыскал свою корзину в целом виде и поставил ее в сторону в том же пакгаузе. Но в ту же ночь корзина была взломана и оттуда украдены все лучшие и более дорогие вещи. Я обратился к французскому консулу, ибо он ручался за целость вещей. Но он даже мне не ответил.
Двадцать первого декабря, ровно через две недели после нашего приезда, французы объявили нам, что через два дня наше продовольствие будет прекращено за исчерпанием кредита. Это неожиданное заявление было тем более бессовестным, что наш карантин еще не был снят, а по слухам, должен быть продолжен еще на три недели ввиду одного случая заболевания оспой.
Одни только французы способны на такие поступки: зачем же они шиковали своими 8 франками в день, когда можно было платить за то же 3 франка и продлить кредиты на наше житие еще на месяц?
Состояние нашего лагеря было очень удрученное: что день грядущий нам готовит? Французский консул вертелся как юла, а русский был сам гол как мышь.
И в эти критические минуты к нам в лагерь приехал представитель американского Красного Креста капитан Стенни. Он успокоил нас, чтобы мы не тревожились, что американский Красный Крест не бросит нас голодных. Здесь-то и были определены эти четыре, а затем три франка в день на человека, причем при этой половинной цене питание наше даже улучшилось. Нервы наши были настолько напряжены, что у многих на глазах блестели слезы и рука творила крестное знамение. Надо понять психологию беженца, брошенного на чужбине за карантинной решеткой!
До 25 декабря кое-как протянули французские запасы, а с Рождества, с самого первого дня, мы поступили на иждивение американского Красного Креста, и в этот великий праздник он не оставил нас голодными.
Греческие угрозы продлить наш карантин не состоялись, и 24 декабря, на сочельник, мы были выпущены на свободу. Я тотчас поехал в Салоники. Накануне нам предоставили баню с горячим душем – первая баня после знаменитой дезинфекции. В какой тесноте и грязи мы жили, без бани, без мытья белья, которое лишь прополаскивалось в холодной воде и сушилось на солнце.
Странное чувство испытывал я, направляясь в первый раз в Салоники после двухмесячного сидения на пароходе и в карантине: как будто выпущен из какого-то острога на свободу.
Салоники издали кажутся гораздо лучше: бледный город, который доселе не может обстроиться после войны, даже на главной улице и на набережной. Бухта и набережная – восхитительны. Но сам город – мелких торгашей: все и всем торгуют, все по мелочам, нет широкого размаха, нет настоящих магазинов, складов, ресторанов, кафе. Все мелкое. Грек или турок часами сидит над своей чашечкой кофе со стаканом воды. Его магазин занимает три квадратных аршина, и он доволен, если заработает за день 5–10 драхм на обед из фасоли и на чашку кофе.
К нам, русским беженцам, греки были совершенно безучастны и никогда ничем не проявили своего сочувствия, напротив, всячески старались хоть что-то сорвать с нас. Строго говоря, греки давали нам лишь право дышать их воздухом, да и то малярийным: продовольствие наше было французское, а затем американское; лагеря были французские. Впрочем, нашим военным греки разрешили пользоваться трамваем по пониженному тарифу, 10 лепт вместо 25. Но и эту льготу они вскоре отменили.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Воспоминания В. Н. Минута охватывают период с февраля 1917 по июнь 1922 года. Начало мемуаров автор посвятил первому году советской власти, которую генерал-лейтенант Генштаба не принял и служить которой категорически отказался. Он стремился жить в своей скромной усадьбе, не имея дела с новыми хозяевами страны, однако в марте 1918 года, будучи назначенным на административный пост, был вынужден бежать. Так началось его удивительное путешествие: пешком из Москвы до Варшавы, оттуда через всю Европу в Бретань, морем до Японии, из Японии в Аргентину, затем в Старый Свет, Париж.
В книге впервые в полном объеме публикуются воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II А. А. Мордвинова.Первая часть «На военно-придворной службе охватывает период до начала Первой мировой войны и посвящена детству, обучению в кадетском корпусе, истории семьи Мордвиновых, службе в качестве личного адъютанта великого князя Михаила Александровича, а впоследствии Николая II. Особое место в мемуарах отведено его общению с членами императорской семьи в неформальной обстановке, что позволило А. А. Мордвинову искренне полюбить тех, кому он служил верой и правдой с преданностью, сохраненной в его сердце до смерти.Издание расширяет и дополняет круг источников по истории России начала XX века, Дома Романовых, последнего императора Николая II и одной из самых трагических страниц – его отречения и гибели монархии.
Воспоминания генерал-майора М. М. Иванова (1861–1935) открывают картину жизни России после Великих реформ 1860–1870-х годов. Перед читателем предстает жизненный путь «человека из народа», благодаря исключительно своему трудолюбию и упорству достигшего значительных высот на службе и в жизни. Читатель не только следит за перипетиями личной жизни и карьеры автора, но и становится свидетелем событий мирового масштаба: покушения народовольцев на императора Александра II, присутствие русских в Китае в 1890–1900-х, Боксерское восстание, Русско-японская война, обустройство форпоста русского присутствия на Тихом океане — Владивостока, Первая мировая и Гражданская войны… Яркими красками описаны служба автора в Крыму, где ему довелось общаться с семьей выдающегося художника-мариниста И. К. Айвазовского, путь через моря и океаны из Одессы на Дальний Восток и др.
Мемуары пехотного офицера подпоручика Я. Е. Мартышевского – это воспоминания об участии в Первой мировой войне, облаченные в форму художественного произведения. Отправившийся на войну в 1914 году еще совсем юным офицером и прошедший ее до конца, Мартышевский в мельчайших подробностях рассказывает об окопной жизни и эмоциях простых офицеров на полях сражений. Жестокие бои русской и австрийской армий в Галиции, братание солдат, революция, приход к власти большевиков и развал армии – все это и многое другое, пережитое автором книги, воплотилось в его мемуарах.