Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 - [68]
Когда вспоминаешь теперь нашу жизнь на «Константине», то удивляешься выносливости и приспособляемости человека: вылежав ночь на своем логовище, идешь бывало к борту на палубе умываться, зачерпнув воду в чайниках прямо из моря; и дамы, и дети, все совершали так свой туалет. С тем же чайником идешь в очередь к крану за кипятком. Чаепитие где-нибудь в углу на лавочке, с салом, с сухим хлебом, на который жадно косятся те, кто не имеет даже сухого хлеба. Из-за этого сала я чуть не нарвался на скандал, когда какой-то солдат на палубе пожелал быть участником нашей скромной троицы, а умный ротмистр вполне одобрил это его желание: пусть каждый делится своими запасами. Интересно было бы знать, на сколько минут хватило бы тогда этих моих запасов, которыми мы втроем кормились три дня. Интересно было бы заглянуть в каюту коменданта, какие у него там были запасы?
Мы простояли на рейде Мраморного моря почти две недели, по 13 ноября, каждый день ожидая высадки на берег или отплытия в какую-либо другую страну, готовую нас принять. Но в том-то и беда, что такой страны не оказывалось. Отношение к нам англичан выразилось вполне определенно с самого момента ухода их военных судов из Крыма, тотчас после поражения армии Врангеля: англичане умыли руки в судьбе армии Врангеля, говоря, что они предупреждали не затевать этой крымской авантюры, их не послушали; сами в том виноваты, сами пусть и разбираются в последствиях своей ошибки.
Французы были явно ошеломлены этой катастрофой «неприступного Крыма», они настолько ее не ожидали, что несколько дней не могли наладить в Константинополе наше продовольствие, хотя пекарни, мука и консервы были у них готовы еще со времени великой войны; французские власти растерялись, когда с Босфора потянулась длинная флотилия крымских судов с армией и беженцами. Вероятно, со времени войны гавань Мода не видела такого количества судов, столпившихся целым городом с десятками тысяч голодного населения.
Во всяком случае, французы, идя до поры до времени на помощь продовольствием, никак не хотели высаживать русских беженцев на свою территорию и искали приют русским среди малых государств Балканского полуострова, в Сербии, Болгарии, Греции, Румынии, Турции. Но эти малые государства еще более были напуганы таким скоплением русских беженцев и также упирались.
Этим и объясняется наше долгое стояние в гавани Мода в Константинополе. От нечего делать на пароходе составлялись какие-то комитеты, какие-то списки желающих ехать в ту или иную страну. Собирались сходки, говорились речи, ссорились из-за продовольствия, из-за той милостыни, которую нам давали французы. А в промежутках пили чай и варили похлебку из консервов. Маленькой Мусе посчастливилось: ее полюбил помощник капитана парохода и приглашал ее покормить в его каюте мясом и сластями. Помня о своих детях в России, он ее ласкал и давал ей игрушки.
Наконец, 13 ноября – радостная весть: мы все, невзирая ни на какие списки, где некоторые выражали желание ехать в Париж, другие – в Лондон, а третьи – в Нью-Йорк, направляемся тотчас в Румынию, в Констанцу, где ждет нас ласковый прием королевы[389].
Адмирал князь Путятин взыграл, как боевая лошадь при звуках трубы. Благодаря морганатическому браку своего племянника с одной из великих княжон[390] он считал себя родней всему царствующему дому Романовых, а в том числе и родственником румынской королевы. Вероятно, по этому родству он и назначен был на этот рейс комендантом парохода «Константин», ибо генерал Глобачев[391] со своей свитой ротмистров благополучно выкатился на берег Константинополя в чаянии каких-то теплых мест. Князь Путятин тотчас занял каюту первого класса, пригласил к себе в помощники графа Толстого[392], бывшего петербургского вице-губернатора, и под этой обновленной командой мы двинулись в ту же ночь в Констанцу.
«Под сводами Констанцского собора»…
14 ноября мы уже в Констанце. Мы настолько уверены в радушном приеме, что заранее отправляем благодарственную телеграмму королеве[393], благодаря ее лишь за гостеприимство румынского народа.
Однако мы стоим у пристани уже несколько часов, а нас что-то никто не встречает. Приезжал на моторе какой-то черномазый человек, оказавшийся мелким чиновником, и опять уехал. Никого. Наши вожди князь Путятин и граф Толстой не выдерживают и отправляются в город. Что они там делали и как их там встречали – неизвестно. Но вернулись они очень раскрасневшиеся, и Путятин прямо улегся спать. В чем же дело? Румынские власти, дескать, офратированы[394] нашим «неожиданным» прибытием и ждут инструкций. Ждем мы их день, другой. Князь Путятин ежедневно съезжает на берег «по делу» и ежедневно возвращается смущенный и красный, как клюковка. Наконец румынские власти появляются: все обстоит великолепно; в первую очередь снимают с парохода женщин и детей, и для них уже готов летний отель на штранде[395], сейчас пустой.
Среди радостных восклицаний слышится на пароходе и ропот: как же жен разлучат с мужьями? Мы на это не согласны. Князь успокаивает этих «парных». Между тем время не ждет, близко вечер, а высадки все нет. Наутро новая перемена. Пришло распоряжение из Бухареста: отправить всех в Тульчу
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Воспоминания В. Н. Минута охватывают период с февраля 1917 по июнь 1922 года. Начало мемуаров автор посвятил первому году советской власти, которую генерал-лейтенант Генштаба не принял и служить которой категорически отказался. Он стремился жить в своей скромной усадьбе, не имея дела с новыми хозяевами страны, однако в марте 1918 года, будучи назначенным на административный пост, был вынужден бежать. Так началось его удивительное путешествие: пешком из Москвы до Варшавы, оттуда через всю Европу в Бретань, морем до Японии, из Японии в Аргентину, затем в Старый Свет, Париж.
В книге впервые в полном объеме публикуются воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II А. А. Мордвинова.Первая часть «На военно-придворной службе охватывает период до начала Первой мировой войны и посвящена детству, обучению в кадетском корпусе, истории семьи Мордвиновых, службе в качестве личного адъютанта великого князя Михаила Александровича, а впоследствии Николая II. Особое место в мемуарах отведено его общению с членами императорской семьи в неформальной обстановке, что позволило А. А. Мордвинову искренне полюбить тех, кому он служил верой и правдой с преданностью, сохраненной в его сердце до смерти.Издание расширяет и дополняет круг источников по истории России начала XX века, Дома Романовых, последнего императора Николая II и одной из самых трагических страниц – его отречения и гибели монархии.
Воспоминания генерал-майора М. М. Иванова (1861–1935) открывают картину жизни России после Великих реформ 1860–1870-х годов. Перед читателем предстает жизненный путь «человека из народа», благодаря исключительно своему трудолюбию и упорству достигшего значительных высот на службе и в жизни. Читатель не только следит за перипетиями личной жизни и карьеры автора, но и становится свидетелем событий мирового масштаба: покушения народовольцев на императора Александра II, присутствие русских в Китае в 1890–1900-х, Боксерское восстание, Русско-японская война, обустройство форпоста русского присутствия на Тихом океане — Владивостока, Первая мировая и Гражданская войны… Яркими красками описаны служба автора в Крыму, где ему довелось общаться с семьей выдающегося художника-мариниста И. К. Айвазовского, путь через моря и океаны из Одессы на Дальний Восток и др.
Мемуары пехотного офицера подпоручика Я. Е. Мартышевского – это воспоминания об участии в Первой мировой войне, облаченные в форму художественного произведения. Отправившийся на войну в 1914 году еще совсем юным офицером и прошедший ее до конца, Мартышевский в мельчайших подробностях рассказывает об окопной жизни и эмоциях простых офицеров на полях сражений. Жестокие бои русской и австрийской армий в Галиции, братание солдат, революция, приход к власти большевиков и развал армии – все это и многое другое, пережитое автором книги, воплотилось в его мемуарах.