Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 - [64]

– Счастливого пути! – кричит он мне, когда я уже решил остаться.

Но как объяснить в правлении мое внезапное решение остаться? Хочу свалить все на Серафиму Константиновну и Мусю, что они не могут ехать.

В Комитете несколько удивлены и как бы разочарованы. Так всегда случается после прощальных проводов, если отъезд почему-либо не состоялся. Опять вступаю в свою должность в Комитете, и на этот раз уже более прочно, ибо граф Апраксин в постоянном отсутствии, а я его замещаю.

Впоследствии все сведения из-за границы единогласно утверждали, что положение русских беженцев там очень плохое: кто застрял и бедствует в Константинополе; кто слоняется без дела на острове. В конце лета появились и обратные эмигранты: наш член правления Милованов с семьей. Встретил также в Ялте господина Пестржецкого[372], бывшего сановника в царском правительстве; совсем обтертый, исхудавший. Возвратился из Сербии, где жилось очень несладко. Бывший сановник существовал там с женой тем, что варил мыло в котелке на плите.

– А льготный размен русских рублей? – спрашиваю его.

– Накануне отмены русские злоупотребляют им. Да и не прожить на 400 динаров в месяц, которые сербское правительство выдает русским беженцам в качестве пособия, принимают в обмен 1000 рублей, в то время как обычная цена теперь за 1000 рублей – два динара.

В это же время были получены мною ответные письма из Парижа от Маклакова, Катуара, графа Коковцова. Все в один голос твердят одно: не ездите, русским здесь живется очень плохо. Граф Коковцов для иллюстрации прибавляет, что он никак не может устроить даже своих близких родственников, которые сидят в Париже без дела, например сенатор Оом[373].

Опять надвигаются осень и зима в Ялте. Прошлую зиму пережили кое-как, с грехом пополам, в холоде, без дров, без теплой одежды. Слава богу, не заболели. А теперь? Все подорожало: куб дров стоит один миллион рублей, сносные штиблеты стоят 300 000 рублей. За очень плохие брюки я заплатил 45 000 рублей, а за подметки 50 000 рублей. Как мы проживем и как оденемся втроем?

Пробовал устроиться в Севастополе. Где там! Ни Кривошеин, ни Савич даже не считают нужным соблюдать вежливость и отвечать на письма.

В начале октября в Севастополе состоялось экономическое совещание с финансистами, приехавшими из-за границы. Были Барк, Гурко, Иванов[374] и др. Граф Коковцов, старый матерый волк, не поехал. Я также выражал желание участвовать на этом съезде, но меня не пригласили, а пригласили таких «финансистов», как граф Апраксин, Семичев[375], Савич. Пришлось ограничиться тем, что напечатал свой серьезный доклад для совещания в маленькой ялтинской газетке «Ялтинский вепрь».

Странная партия – октябристы: ни малейшей солидарности. Просто случайный конгломерат помещиков и купцов, объединенных имущественным цензом. При малейшем дуновении вся партия рассыпалась. Каждый сам за себя.

Жизнь в Ялте все дорожает под влиянием финансовых мер министра Бернацкого[376]. По моему предложению наше жалованье в Комитете автоматически повышается параллельно повышению курса на золото и в октябре достигает уже 90 000 рублей в месяц; но его не хватает нам, ибо один мясной обед стоит уже 3000 рублей.

Очень зло высмеял наше правление большой зубоскал ялтинский городской голова Иванов: он передал в виде рассказа, как он вернулся из заседания домой и начал хвастаться перед женой, что теперь он будет получать жалованье золотом. Жена была в восторге. Но когда выяснилось, что жалованья этого всего будет 5 рублей в месяц, то она прямо прогнала его из дому за такую дерзкую шутку.

А между тем оно именно так и было, и наши 100 000 рублей врангелевских «колокольчиков», как их тогда называли, именно и равнялись 5 рублям золотых.

Пробовал немного спекулировать и вошел скромным пайщиком в винное предприятие Мальцова[377] в Симеизе вместе с другими компаньонами: графом Апраксиным, генералом Стремоуховым и пр.

На фронте очень непрочно; после мира с поляками большевики бросили свои войска на Крым: добить Врангеля.

Когда все это кончится и когда, наконец, я увижу своих детей, о которых так скучаю? За все время получил от них только одно письмо: пока все здоровы.

Ялта. 9 октября 1920 года

Глава IV Эвакуация Крыма. За границей

Ялта. 30 октября 1920 года

Как это могло случиться? Давно ли нас уверяли, что Крым – «неприступная крепость». И эта крепость пала в течение недели? Я думаю, что гости и участники экономического совещания в Севастополе не успели еще добраться восвояси, как телеграф принес известие, что Крым пал. Благо, что они еще успели выехать не в порядке эвакуации, иначе получился бы полный скандал. Недаром искусившийся граф Коковцов отклонил от себя честь участвовать в этом союзе финансистов.

Говорят, что председатель этого союза премьер-министр правительства Врангеля А. В. Кривошеин первый сел на корабль и «открыл» эвакуацию, согласно давнишнего своего уговора с генералом Врангелем.

Я не знаю, принесло ли бы участие Кривошеина в эвакуации несчастных крымских беженцев какую-либо пользу, но я не могу себе представить более бестолковых распоряжений, как этого «безглавого» правительства. Впрочем, ни о каком порядке не могло быть и речи, раз военные власти действовали по своему усмотрению, не считаясь ни с какими распоряжениями правительства генерала Врангеля.