Записки белого офицера - [2]

Производит впечатление и сцена восстановления «нарушенных прав собственности». Вернувшись в родовое имение, Шидловский собирает сельский сход, на котором без обиняков заявляет: «большевики, может быть, вернутся, но рано или поздно их не будет, и владетелями земли останемся мы, и с нами им (крестьянам – В. Ц.) придется разговаривать».

В тексте встречаются небольшие неточности (например, в написании географических пунктов), но в целом, перед нами – интересный, содержательный источник, дающий возможность представить еще одну грань истории Белого движения в России, почувствовать трагизм положения его участников – русских офицеров-патриотов, вынужденных участвовать в кровавой гражданской войне.

В. Ж. Цветков, главный редактор альманаха «Белая Гвардия», кандидат исторических наук.

Глава первая Петербург – Добровольческая Армия. Формирование батареи (ялтинский период, мелитопольский период). Отступление от Мелитополя до Акманая. Акманайские позиции

31 июля 1918 года я уехал из Петербурга с последним делегатским украинским поездом. В эти поезда, предназначенные для вызываемых на Украину украинских подданных, нелегально попадали также офицеры, стремившиеся, подобно мне, покинуть совдепию. Такие поезда сопровождались советскими комиссарами до станции Орша (пассажирской), границы советской России. Комендант поезда, в котором я ехал, был бывший офицер Лейб-гвардии N-ского полка[1], производства военного времени, который, очевидно, знал о существовании нелегальных пассажиров и все время обещал нам скорый и благополучный переезд через границу.

Через 26 часов мы прибыли в Оршу, где первое, что нам сказали, было то, что сейчас же будут осматривать багаж и вслед за этим нас пропустят через границу. Вышло не так. Очевидно, большевистские комиссары пронюхали, что едет много нелегальных, и поэтому стали затягивать наше дальнейшее следование. Два дня мы простояли на запасном пути, окруженные красноармейцами; возникли слухи, что весь поезд будет возвращен в Москву для обследования пассажирских документов. На третий день явились досмотрщики билетов, но нас так и не выпускали. На следующий, четвертый, день все бывшие в поезде офицеры сговорились перейти границу пешком. Потихоньку вылезли мы, кто как мог, из вагонов и отправились к местному представителю Украины, от которого получили точные указания времени, когда быть на переходном пункте, а именно когда комиссар уходил обедать, а его заместитель – старый таможенный чиновник – пропустил нас без всяких разговоров.

Нас радушно встретили немцы и отвели отделение в первом отходящем в Киев поезде. Из Киева я уже беспрепятственно переехал в Харьков, где прожил, числясь студентом университета, тщательно скрывая свое офицерское звание, до петлюровского переворота. За это время мы с братом побывали в Знаменовке, имении нашей тетки баронессы Фредерикс, находившемся в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии. Жизнь там была как бы прежняя, но в сущности все были настороже, боясь нападений и ограблений. Засим встретили в Екатеринославе полковника Лейб-гвардии конного полка Перфильева, который обещал дать мне знать, когда он отправится в Добровольческую армию, где мы могли бы вместе служить. Наконец, побывали в Урезове, где были сложены вещи, вывезенные из нашей усадьбы, и перевезли их в Харьков. Когда в Харькове настало такое положение, что начали искать офицеров, их мобилизовывать и арестовывать, и со дня на день ожидали большевиков, а немцы покидали Украину, я решил уехать в Добровольческую армию. Оттуда получено было письмо от Перфильева, уведомлявшего, что он уезжает на днях и что моя батарея формируется в Ялте. Последствием был отъезд нас обоих в Феодосию, где проживали Куломзины, наш дядя и дед. Начиная с Лозовой и до Мелитополя, где в это время были уже Добровольческие части, на каждой станции петлюровцы проверяли наши документы и осматривали вещи.

В Феодосии мы пробыли две недели и выехали в Ялту тотчас по получении известий, что меня зовет к себе на службу полковник Трепов, в то время командир Гвардейской конной батареи. Брат мой, не достигший в то время на целый год призывного возраста, ехал с тем, чтобы приступить на службу совместно со мной, в чем его горячо поддерживали дед и дядя. Приехав в Ялту, нашли там своих офицеров: Трепова, Лагодовского, барона Фитингофа, Арсеньева, Косова, Кривошеина и Лауница. Апрелев был командирован в Новороссийск за людьми и обмундированием. Перфильев и Родзянко – в Одессу за пушками.

Батарея в то время состояла из 15 оставленных немцами лошадей, 6 человек нижних чинов, 2 пулеметов, 4 старых немецких повозок, кухни, нескольких винтовок и старых, рваных немецких мундиров. Она стояла в Ореанде в казармах Крымского конного полка. Каждое утро офицеры сами убирали лошадей, и только через неделю прибыли еще 7 человек нижних чинов. В Ореанде ни у кого из нас не было денег, и мы питались из котла кашей и хлебом. Противно было ходить в Ялту и смотреть на тамошние рестораны и кафе.

В начале января 1919 года нам было приказано перейти для формирования в район Мелитополя. «Батарея» двинулась: в авангарде на кухне мой брат Илиодор, принятый в нашу батарею добровольцем-вольноопределяющимся, за сим четыре запряженных повозки, два офицера верхом, все солдаты и остальные офицеры пешком «в прикрытии» сзади, ведя вповоду трех самых плохих лошадей, из которых одна пала по дороге. В Севастополе нас ожидал полковник Котляревский, привезший нам вместе с Перфильевым и Родзянко пушки. В тот же день батарея погрузилась в поезд и уехала. Ехали мы до Мелитополя семь дней. Оказалось, что надо быть боеспособным через неделю, так как банды Махно становились все нахальнее.