Записки археографа - [44]

.

Священник, отставленный от службы, оказывался членом причта архиепископского собора – Св. Софии. Состав причта определён в церковном уставе кн. Владимира. В этом документе перечисляются священнослужители различных рангов – от проскурницы до игумена и попа, родственники священников, лица, существовавшие за счёт доходов церкви.

Среди них упоминаются «прощеники». Объяснение социального положения этой группы населения в исторической литературе противоречиво. Их сближают с различными категориями зависимого населения[342], с лицами, получившими «прощение» от грехов в форме физического исцеления от болезней, наступившего после пострижения тяжелобольного человека в монастырь[343]. Как нам кажется, в цитированной выше статье Поучения Ильи как раз излагается путь пополнения церковного клира «прощениками». Прощение этих людей – не в физическом выздоровлении, как полагал Я. И. Щапов, а в прощении священникам их «вин душевных», вследствие чего они прекращают службу и переходят на положение лиц, содержащихся церковью. О характере дальнейших отношений бывших священников с церковью, характере зависимости их от дома Св. Софии архиепископ Илья не сообщает никаких сведений.

Характеризуя Поучение архиепископа Ильи, необходимо отметить, что оно в меньшей степени связано с социальными условиями Новгорода, с интересами горожан; Илья реже, чем Нифонт, прибегает к использованию опыта новгородского духовенства. Характер использования «Вопрошания» свидетельствует о критическом отношении Ильи к наследию епископа Нифонта, вероятно, имеющем в своей основе политические причины. Наряду с «Вопрошанием» и Номоканоном Иоанна Постника, использование которого характерно для новгородских памятников, Илья широко привлекал документы, возникшие на юге Руси.

Последнее обстоятельство не является случайным для творчества Ильи. Сохранились свидетельства совместной деятельности Ильи и белгородского епископа в области канонического творчества.

1973 г.

О проблеме епитимийника белгородского епископа Максима

Правило Илья, архиепискуп Новгородский, исправил Белгородскимъ епископомь содержится в древнейшем списке в Новгородской Кормчей 1280 г.[344] Содержание этого документа посвящено двум случаям совершения литургии – о забытии влить вино в потир и осквернении мышью просфоры во время службы. Несмотря на узость вопросов, рассматриваемых в Правиле, оно представляет несомненный интерес для дальнейшей истории древнерусского канонического права. С. И. Смирнов, внимательно исследовавший взаимоотношения Правила с другими документами русского покаянного права (прежде всего, с Правилом о церковном устранении), пришёл к мнению, что первоначальный текст сочинения двух епископов XII столетия был значительно обширнее, чем тот, который содержится в Новгородской Кормчей 1280 г.[345] Кто был сотрудником Ильи? Из белгородских епископов, упоминающихся хронологически близко ко времени деятельности Ильи (1165-1186), – епископ Максим[346].

Этому Максиму С. И. Смирнов приписывает опубликованный им епитимийник, начинающийся обращением: «Максим рече»[347]. Состав и содержание епитимийника характерны для южнорусской, киевской школы толкования церковного права. Первые правила представляют собой запись высказываний Максима по различным вопросам семейной жизни верующих. Статьи 5-53 весьма разнообразны по источникам и по содержанию. Прежде всего обращает на себя внимание полное игнорирование Вопрошания Кирикова как источника. Зато широко представлены южнорусские епитимийники, в том числе и те, которые были известны в Новгороде к середине XII в. Мы уже отмечали в числе источников Вопрошания обнаруженный нами епитимийник Правило Се. отец апостольских заповедей[348]. Этот документ, возникший не позднее середины XII в., широко использовался при создании епитимийника Максима. Среди статей епитимийника Максима, возникших под влиянием Правила Св. отец…, следует отметить следующие:

Наряду с этим покаянным правилом, в епитимийнике епископа Максима использовалась Заповедь исповедающимся сыном и дщерем митрополита Георгия[349]. Южнорусский характер епитимийника подчёркивается использованием положений, содержащихся в поучении андреевского игумена Григория, а именно: требование сообщать свои старые грехи новому духовнику [350].

Епископ Максим привлекал также документы юго– и западно-славянского права[351].

Содержание епитимийника епископа Максима отличается разнообразием. Наряду со статьями, регламентирующими семейно-брачные отношения (ст. 1-6), в епитимийнике содержатся статьи, рассматривающие положение зависимого населения. В них содержится требование об освобождении рабыни, родившей ребенка от своего господина (ст. 7), аналогично статье Русской Правды; «работным» устанавливается меньшая епитимья (ст. 22); упоминается продажа родителями детей в зависимость (ст. 46); убийство челядина карается епитимьей разбойника (ст. 48); 6-летняя епитимья устанавливается в том случае, если «кого продадять или умучат» (ст. 47).

В статьях епитимийника епископа Максима, рассматривающих взаимоотношения с иноверующими, мы находим упоминание о евреях (ст. 17, 27). Другие этнонимы в документе отсутствуют. В этом факте ясно отразились условия деятельности духовенства Киевского княжества, постоянно сталкивавшегося с евреями-ростовщиками и торговцами