Записки актрисы - [43]
"Это законно!" – уверяет он. Соседка неторопливо надела шубу, взяла ружье и пошла на пост.
Забыли мы это, не замечали, что несколько дней Антонина
Федоровна не попадается нам на глаза. Вдруг открывается дверь, и входит долго отсутствующая соседка. Ее и не видно – вся завешана венками чеснока, лука, с плеч снимает мешок, до половины заполненный семечками.
– Антонина Федоровна приехала! Наверное, ездила в деревню насчет пенсии?
– Ну да,- простодушно отвечает она и рассупонивается.- Бери вот, от моей младшей сестры. Насилу узнала ее… Хорошо съездила…
Ставь чайник – в горле пересохло.
– Сейчас, сейчас! О, и тыква, и фасоль!
– А как насчет пенсии? – Надо ведь было найти одного-двух свидетелей, которые бы подтвердили помощь Антонины Федоровны партизанам и бойцам.
– Якая там пенсия! – воскликнула соседка.- Хлопцы все усе-е до одного повмирали!
Она это сказала, как бы радуясь за себя, что сама-то жива, здорова… А пенсия…
– Це надо хлопотать да просить… На что оно? – Потом задумчиво проговорила, дуя в блюдечко с чаем:
– Скоро, ох, скоро пробегла жизнь… Садись,- кивнула она мне, чайку попьем. Ты не приучайся, чтоб кто-то тебе поднес. Сперва заслужить должна. Вот сколько заслужишь, столько и дадут тебе пенсии. Но это еще тебе не ско-о-ро…
Теперь, спустя много лет, я все думаю о встреченных мною простых женщинах, так похожих на моих героинь. Укладывались ли их жизни в кем-то заготовленные каретки? Образование, манящее в дальние дали, любопытство, талант, войны, зависть – да мало ли еще что ломает желанные формы, корежит спокойное жизненное течение. Вот и Илюша, племянник мой… пропал в Чечне. Пишу это, а мысли сейчас только о нем – не знаем мы, жив ли он, что с ним… У него двое детей – женился он рано, жену привез с Кубани. Отдыхал там и влюбился в кубанскую казачку. Валя, его мать, жена моего брата Геннадия, переживала, плакала, ругала его: мол, рано жениться, сам ребенок еще. А он, глаза потупив, брови домиком, серьезно так, по-взрослому: "Я – жертва любви!" "Ну раз жертва, рассмеялась Валя,- женись". И жена его тоже совсем молоденькая, он ее и звал "девочка", она его в ответ "мальчиком". Так и до сих пор они "девочка" с "мальчиком". Читает он много, и молчун он у нас. Прежде чем сказать, помолчит, подумает. Я еще раз повторю (только о нем мне сейчас и хочется, нужно говорить, писать): все он в самые горячие "точки" рвался, снимал на переднем крае бесконечных нынче войн. И как мы им гордились, как за него переживали! Как-то я ему об этом сказала, посетовала: зачем тебе это – постоянная опасность, взрывы, стрельба?.. Он, помолчав, тихо ответил: "Тетя Нонна, это мое призвание".
Вот и уложи жизнь в каретку, попробуй втиснуть ее в удобную форму…
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ КЛИПМЕНОВ
Прошлым летом мы вышли как-то из павильона "Мосфильма" во двор, чтобы продышаться немного. Сели на скамейку и стали разглядывать стайку подростков, почти мальчиков, сидящих на траве. Они такие симпатичные, одеты по моде, пахучие, приветливые. Щурятся от солнышка, потрескивают жвачкой, смеются, толкают друг друга. Это клипмены. Видать, что-то снимают и тоже вышли подышать. Я вспомнила понравившийся мне телеклип – реклама водки. Там черная кошка гуляет сама по себе между предметами и забавно проецируется – превращается в пантеру на водочной бутылке. Клип удался. Он прошел по всему миру и получил разные призы.
Меня не один год волновала мысль о форме кино. Всегда напрашивается возможность очистки от ненужных заусенцев, от лишних по смыслу метров пленки. Порою и на стуле ерзаешь и зеваешь от тягомотины эпизода. "Воды много",- говорят про такое кино. А бывает наоборот – ритм фильма слишком вольно меняется.
Тот клип с кошкой и водкой подтверждал известную истину – краткая выразительность только украшает фильм. Я преклоняюсь перед односерийными фильмами. Кино – это не театр, не телевизионные "посиделки". Классики его изначально создавали как выдох, как выстрел: "А-ах!" – и все! Кино родилось, появилось на свет односерийным.
Помню, как мы сидели в просмотровом зале на "Мосфильме" и затаив дыхание смотрели двухсерийный фильм Шукшина "Калина красная".
Василий вертелся, чесал макушку, кряхтел. За несколько секунд до финала громко встал, хлопнул в ладоши и решительно сказал:
"Одна!" – серия, имел в виду. Бывает, что в процессе съемки студия и создатели восхищены текущим материалом. Дирекция незамедлительно провоцирует изменить серийность – из одной сделать две. Студия выигрывает: получается за те же деньги и время не один фильм, а два. Студии, съемочной группе и актерам платят как за два фильма. Обоюдный интерес. Однако Шукшин в угоду этим интересам не стал корежить картину. Но вот в
"Трясине", которая изначально была запущена как
"А-ах!", как выстрел, как выдох, то есть односерийным фильмом, режиссер не устоял – угодил "Мосфильму". Виктор Мережко знал, почему сценарий был рассчитан на одну серию, но в кино принято не считаться с автором. А надо бы… Есть определенная заданность жанра, сценария. Недаром, скажем, в спорте – четкое разделение по дистанциям: сто метров, километр и так далее.
Односерийный "забег" сценария должен быть неукоснительно односерийным.
Нонну Викторовну Мордюкову уже и сейчас, при жизни, называют великой актрисой. Достаточно перечислить такие кинофильмы, как «Молодая гвардия», «Чужая родня», «Простая история», «Председатель», «Женитьба Бальзаминова», «Комиссар», «Бриллиантовая рука», «Русское поле», «Возврата нет», «Они сражались за Родину», «Инкогнито из Петербурга», «Родня», «Мама», и перед читателем сразу встанет галерея незабываемых женских образов, воплощенных с таким проникновением в суть характера и с таким блистательным мастерством, которые снискали актрисе поистине всенародную любовь и признание.
Нонна Мордюкова - не просто великая актриса, она символ русской женщины, сильной, жесткой, принципиальной и в то же время мягкой, внимательной, наполненной всепоглощающей любовью и самопожертвованием. Она - наша, настоящая. Другой такой актрисы никогда не было и не будет. Ей удавалось все: драматические, характерные роли и великолепные комедийные персонажи. Она говорила: "В кино все стараются скорей заплакать. Да плакать легче всего, ты попробуй засмеяться, чтобы зрительный зал попадал от хохота!" Когда читаешь эту книгу, кажется, слышишь ее голос.
Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.
Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.
«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.