Записки актрисы - [41]

Шрифт
Интервал

Куда побежал, не знаю. Чередование "Ой!" с тишиной, подходящих к двери и уходящих мальчиков. Наконец прибегает Ваня и успокаивает: сейчас, Нонночка, они приедут сюда роды принимать!

Я сбегал на мебельную фабрику и дозвонился!

– Как сюда?!

Я испугалась, заплакала. Вижу, сквозь толпу ребят протискивается мой муж. Он раздраженно: сколько вокруг чужих… Стал надевать мне ботинки, с досадой ворчит: "Зачем они здесь. Это – наше дело… Сейчас поедем в Москву. Машина стоит внизу…" Как ни крутилась в машине, а про счетчик не забывала: надо же платить!

Вернулась с ребенком в эту же комнату. Чуть не ослепла, увидев на моей, а значит, на сыновней кровати бумажные цветы на подушке. "Он хотел как лучше…" Я мягко так собрала цветы, положила их на окно, а потом уж опустила сына на подушку. В институт ходим, ребенка с собой таскаем. Он лежит в медпункте, нянчат его по очереди кому не лень. У меня душа разрывается – жаль сыночка. Я полюбила его сразу так жгуче, сильно, какою-то ненормальной любовью. На ручке – еще в родильном доме – привязана была клееночка с надписью "Мордюков – мальчик".

Сидим как-то утром, уже в институт собрались, стук в дверь.

Входит медсестричка, поздоровалась и шутя спросила:

– Мальчик Мордюков здесь живет?

– Нет,- сухо ответил муж, швырнув клееночку на стол.

– Этот мальчик – Тихонов Владимир.

– Извините, у меня так написано…- смутилась сестра.- Прививку надо сделать.

После ее ухода резко сказал:

– Собирайся, пойдем в загс!

На улице свистел морозный ветер, я несла сыночка и чувствовала, что ватное одеяльце не защитит его розовую спинку от холода. Так и вышло – застудили. Потом несколько лет лечили от бронхита…

Хорошо, что, еще учась в институте, я сыграла в фильме "Молодая гвардия" Ульяну Громову и иногда появлялись дяденьки с приглашением выступить от общества "Знание". Все-таки приработок.

Как-то позвонили: "Ленинград просит для старшеклассников

"Молодую гвардию" и тебя…" В поезде дяденька незнакомый кидает три коробки с фильмом и, буркнув: "Там встретят",- уходит. У меня стали слипаться глаза – было уже за полночь.

Утро выдалось хорошим. Недаром испокон веку есть надпись на станциях "Кипяток". Кипяток – это жизнь, и в купе у нас бурлила жизнь. Кипяток с парком, какая ни есть еда очутилась на маленьком столике. Как хорошо!

– Мне твои фильмы всю ночь снились,- сказал молодой пассажир в солдатской рубахе.

– Фильмы… Это не фильмы, а фильм "Молодая гвардия", и то три части всего,- ответила я.

– Так вы лауреат Сталинской премии?! – взвизгнула с восторгом попутчица.

– Да, вот так…- вздохнула я.

В кармане у меня было четыре рубля. Выступать в субботу и воскресенье, а вечером домой. Приняли меня на "ура". Все были очень довольны, обнимали меня, целовали.

– До следующих встреч! – радушно говорили люди.

Было семь часов вечера. Я додержала улыбку, пока не завернула за угол. А как же гонорар? Мне не на что даже хлеба купить. А ехать на что?

Шла я, шла и оказалась у Политехнического института. Села на лавочку. Красота-то какая! Еще горше стало от такой красоты.

Тетеньки мимо меня носят на носилках желтые листья и кидают в кучу. И вдруг одна опустила носилки, подсела ко мне, положила руку на колено и спрашивает:

– Что с тобой? Кто обидел тебя, казачка?

Я подняла лицо.

– Откуда вы знаете, что я казачка?

– Да видно. У нас кубаночки подрабатывают, а днем учатся.

Вставай. Пошли чай пить. Пока шли, я все-все рассказала ей.

– Ну, чего ж тут особенного? Заработала, а деньги в зарплату получишь,- сказала она.

Зашли мы в четырехугольный дворик, похожий на колодец. Она стукнула по низенькому окошку, и изнутри прыгнула на стекло кошка так высоко, что соски на пузе видны были.

– Раздевайся, садись. Непорядок у вас там… в кино – картину погрузили, оформили, а человека.

– Я первый раз выехала. Не знала, что за гостиницу платить и за обратный путь.

– А с едой как? Голодная небось.

– Нет. На выступления за кулисами стоял столик и чай с хлебом.

– Ну тогда ничего. В другой раз расскажу тебе, как я Кубань люблю… до одурения. В госпитале нянечкой работала. Любовь была с кубанским казаком. Молодые были. Налюбились, нацеловались вдоволь и без обещаний расстались. Еще не вошли в тот возраст, когда жилы друг из друга тянут обещаниями да уговорами… А насчет отъезда – устроим. Пошли, скоро поезд. С моей подружкой поедешь, на узлах с бельем.

Подружка оказалась улыбчивой, тихой ленинградкой. Выложила из кармана шинели мелкую картошку в мундире, кулек морской капусты, чаю с сахарином попили. Хорошо!

Радость моя сменилась на досаду: не хотелось мужу объяснять, почему без денег явилась. И откуда у парня в двадцать два года командирское начало? Это, пожалуй, единственный человек был, от которого я днем и ночью мечтала избавиться. Но как? Раньше нельзя было: ребенок, семья, что скажут в институте. Боже сохрани! Надо терпеть. А про маму и говорить нечего. Бывало, чует, что мне не живется с ним, начинает причитать: "Ой, дочка, не бросай его! Он домашний. Никогда семью не оставит. Смотри, как бы одной не пришлось жизнь коротать, а он – судьба твоя".

Так больше десяти лет просуществовали. Мама умерла – мы и разошлись, куда глаза глядят…


Еще от автора Нонна Викторовна Мордюкова
Казачка

Нонну Викторовну Мордюкову уже и сейчас, при жизни, называют великой актрисой. Достаточно перечислить такие кинофильмы, как «Молодая гвардия», «Чужая родня», «Простая история», «Председатель», «Женитьба Бальзаминова», «Комиссар», «Бриллиантовая рука», «Русское поле», «Возврата нет», «Они сражались за Родину», «Инкогнито из Петербурга», «Родня», «Мама», и перед читателем сразу встанет галерея незабываемых женских образов, воплощенных с таким проникновением в суть характера и с таким блистательным мастерством, которые снискали актрисе поистине всенародную любовь и признание.


Не плачь, казачка

Нонна Мордюкова - не просто великая актриса, она символ русской женщины, сильной, жесткой, принципиальной и в то же время мягкой, внимательной, наполненной всепоглощающей любовью и самопожертвованием. Она - наша, настоящая. Другой такой актрисы никогда не было и не будет. Ей удавалось все: драматические, характерные роли и великолепные комедийные персонажи. Она говорила: "В кино все стараются скорей заплакать. Да плакать легче всего, ты попробуй засмеяться, чтобы зрительный зал попадал от хохота!"  Когда читаешь эту книгу, кажется, слышишь ее голос.


Рекомендуем почитать
Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны

«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.


Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.