Записки «афганца» - [8]
После училища Виктора направили служить в Закавказский военный округ. Сибирское кровавое столкновение отнюдь не озлобило его душу, не вызвало национальной отчужденности и предвзятой враждебности к кавказцам или восточным людям вообще. Напротив, он всегда умел находить общий язык с представителями местного населения, будь то грузин, армянин, ингуш, азербайджанец или лезгин, хотя и чувствовал разницу, скажем, между кавказцами-мусульманами и православными грузинами. С последними ему было легче, понятнее. Кстати, это потом подтвердил и личный опыт Афгана, На заключительном этапе войны военнослужащих из среднеазиатских и прочих мусульман начальство старалось не определять в зоны боевых действий, используя их в основном в тыловом обезпечении, а ребята-грузины среди боевых групп были не редкость, и воевать плечом к плечу с ними Виктору было легко.
Но вместе с тем, опыт службы на Кавказе говорил ему о том, что личная доброжелательность и открытость по отношению к местным отнюдь не гарантирует такое же отношение с их стороны. Восточное радушие нередко оказывалось показным и чуть что прорывалось неспровоцированной злобой или агрессивностью.
И безпредел в Сибирске, и служба на Кавказе привили ему понимание того, что более всего и искреннее всего восточный человек уважает превосходящую силу, и только потом у него следует почтение к собственным обычаям, понятие долга, уважение к страшим, культ чести и справедливости. В любой острой ситуации отказ от устрашающей демонстрации силы «противной стороной» рассматривается как однозначное проявление слабости, которой необходимо воспользоваться. Но неожиданный отпор всегда остужает наивного южанина и моментально возвращает его в «уважительное состояние».
Часто Виктору, оказывавшемуся свидетелем или невольным участником подобных ситуаций, хотелось сказать о горячих «нацменах»:
— Ну совсем, как дети!
Они и были детьми в семье народов великой Империи. Виктор не знал тогда, что именно так исподволь жизнь воспитывает в нем особое русское имперское самосознание, державную мудрость российского воина, всегда осознающего личную ответственность за мир и покой в громадном многонациональном Отечестве, в котором больше ни один народ не обладает таким свойством в должной полноте. Уже потом, десятилетия спустя Виктор узнал об особой битве духа, когда воюешь не с плотью человеческой, будь то афганец, русский бандит или кавказец, но воюешь с грехом, с духами злобы.
Заметно, весомо, с пользой для человеческого возрастания и офицерского опыта прошли первые годы службы Виктора в округе. И вот…
Авиационный гарнизон Закавказского военного округа.
Третье мая 1987 года. Двадцать часов ноль-ноль минут.
Полк построен по тревоге… Это не было неожиданностью. Все знают, зачем они здесь и что будет дальше. Двое молодых лейтенантов за сутки до боевого приказа перевелись в другие части. Их «спасли» отцы-полковники. Внутреннее напряжение глушит окружающие звуки, гарнизонный шум, обрывочные реплики военных… Рядом с командиром полка стоит крупный чин из штаба округа. Стараясь придать голосу твердость и значимость, соответствующую моменту, он четко произносит:
— Товарищи! Довожу до вашего сведения приказ Министра обороны для вашего полка. Вам предстоит выполнить боевую задачу по оказанию помощи дружественному народу Афганистана. Убываете составом полка. На сборы даю три часа. Никаких проводов! С семьями проститься дома. Допуск посторонних на аэродром запрещен. Брать с собой самое необходимое, что разрешено боевым приказом. Первый вылет на Кабул через Ташкент в двадцать три ноль-ноль. Вопросы есть? Нет. Это хорошо. Приступить к сборам и загрузке!
Вопросы, конечно, были. Официально отказчик оказался один. Пожилой капитан, которому оставалось дослужить до пенсии два месяца. Больная жена и трое детей ютились вместе с ним в общежитии. Без долгих церемоний его, словно изменника, исключили из партии, уволили из армии. За дискредитацию офицерского звания. В груди каждого однополчанина шевельнулась жалость к горемыке — капитану. Она смешалась с неким едким предчувствием чего-то рокового для всех.
Семьей Виктор обзавелся еще на четвертом курсе училища в восьмидесятом. В восемьдесят пятом родилась дочка. Неожиданное прощание с женой и дочуркой, конечно же, было тяжелым. Мать с отцом узнали о том, что их сын в Афгане только через полгода. Жена переправляла письма Виктора через свой адрес, и пересылала весточки от них ему. Но, как потом выяснилось, мама почувствовала опасность в тот же день, когда Виктор летел со своей воинской частью в Кабул.
Виктор вспомнил слезы ^жены и дочери при прощании дома, когда закрывшийся самолетный люк отрезал и оставил по ту сторону жизни и пучки света от фар многочисленных «Уралов», и безко-нечные погрузочные команды, и крики все-таки прорвавшихся на аэродром женщин с плачущими ребятишками, которым передался материнский страх:
— Мама, куда папа? Он завтра приедет? А мы летом поедем к бабушке?
