Записки «афганца» - [7]
— Аа-а-а… Хр-хр-хр-р-р…
…Через десяток секунд он валялся под балконом в оцепеневшем изумлении. То, чем он доселе так гордился, заглотил унитаз, несколько раз профырча водой.
И Василия, и Виктора била крупная дрожь.
— Не дребезжи, Витька! — простучал зубами боксер. — Это только начало… Только подумай, если бы это были твоя сестра и отец?!
От этой мысли оба придя в себя, друзья приступили к дальнейшей зачистке нижних этажей дома. Тут к ним подоспел Андрей, доставивший врача пострадавшей.
Подкова курсантского оцепления продолжала неумолима сжиматься. Она все чаще и чаще размыкалась на два-три человека, чтобы пропустить очередную пару, волочащую по шпалам через промерзшие рельсовые пути и стрелки визжащего призывника, который при этом грозил сибирскому училищу всеми возможными видами восточной мести.
Количество арестованных определялось множеством кровавых дорожек по снегу. Минут через пятьдесят около двух сотен оставшихся бандитов удалось загнать в разбитые ими же вагоны. Мощный военный громкоговоритель раз за разом предлагал им прекратить безчинство, остепениться. По армейскому звуковещанию выступил даже пожилой представитель братского Кавказа. В ответ на это — крики, угрозы.
Свистели невидимые в ночи оконные стальные прутья. Курсанты на шинели бегом понесли своего товарища. Ему брошенным прутом полоснуло по шее, как бритвой. Выступивший по громкоговорящей связи представитель КГБ дал последний шанс успокоиться, прекратить безпорядки. На раздумие было дано пять минут. В ответ опять — звериный рев и дикий хохот. В 2 часа 40 минут оцеплению был отдан приказ на поражение. В три десять все было кончено. На заледенелой вокзальной площади равномерными крепко связанными штабелями по три-пять человек лежали сотни обездвиженных дебоширов, которые еще недавно наводнили ужасом сначала Челябинск, а потом спящий Сибирск. Их организованной колонной развезли «Уралы» по определенным точкам — кого в городские КПЗ, вытрезвители, в следственный изолятор, местную тюрьму и на гауптвахту, кого-то и в морг.
Свои ранения, полученные в горячке операции, осматривали курсанты. Шинель Виктора по пояс была пропитана дурной бандитской кровью, мочой, слюной и соплями, в складке полы застряли чьи-то два зуба, да и рукава до локтя покрылись багровой слизью. Звенела от полученных мощных ударов голова, правая рука еле сгибалась, ныло ушибленное плечо. Не лучше обстояли дела у Андрея, но Васька, с его боксерским опытом и кошачьей пластикой, получил только шальную царапину на правой щеке.
Интернациональный «долг»
Вопреки программному «интернационализму» бравые сибирские курсанты испытывали чувство законной гордости от того, что одолели беснующуюся орду непривычных для Сибири дебоширов. Челябинцам было слабо, а сибирцы-молодцы честь не уронили. Особым уважением к курсантам прониклись и местные жители. Но первый страшный опыт отнятой у кого-то жизни, пусть даже законным насилием, будил в их молодых душах иные чувства, далекие от гордости, неизъяснимые привычными житейскими понятиями, обыденными взаимоотношениями между людьми. Оправданная обстоятельствами жестокость вовсе не находила легких оправданий в сердцах будущих офицеров, каждый одолевал это противоречие внутри, накапливая таким переживанием особую воинскую мудрость защиты беззащитного, попечение о слабом против сильного…
Город не одну неделю зализывал душевные и физические раны от наглого и чудовищного погрома, впрочем память о нем среди сибирцев-старожилов жива и сейчас. Естественно, военная прокуратура тогда же возбудила расследование дикого ЧП. Но старый контрразведчик сдержал слово: ни один из курсантов не привлекался за «превышения мер обороны». Все случаи жестокости и даже смертельных исходов среди погромщиков были оправданны конкретными обстоятельствами, действиями, адекватными жестокости распоясавшихся, вооруженных ножами и заточками преступников. Не было ни одного случая, чтобы многочисленная группа курсантов набрасывалась на одного бандита. В происшедшей схватке силы были почти равны, даже дебоширов было человек на пятьдесят больше, и единственным преимуществом курсантов перед бунтовщиками в момент штурма эшелона была воинская организованность и сплоченность.
Через две недели полковник из контрразведки пригласил Виктора в числе десятка других курсантов, особо грамотно и хладнокровно проявивших себя в ночной операции, для передачи им уникального опыта проведения разведывательных, диверсионных и других спецопераций. В такие секреты воинского искусства старые вояки посвящали далеко не каждого юнца, кто решил надеть форму. Они знали, что доверять их слишком горячему или злобному, глупому или склонному к подлости парню, все равно, что создавать слепое орудие убийства. Но привокзальная операция позволила полковнику выявить наиболее способных ребят, из которых получатся настоящие ответственные офицеры. И как в будущее смотрел. Не раз потом спасали Виктора уроки опытного воина в боевых операциях, когда было по-настоящему страшно и мокрая от пота ладонь предательски скользила по перехваченной рукояти «духовского» штыка, примкнутого к винтовке М-16 и нацеленного в грудь для смертельного удара. В подобных случаях рука сама знала, как сконцентрироваться для решительного рывка и защитного приема, и сердце чувствовало, что безвыходных ситуаций не бывает. Вот главное, чему научил Виктора фронтовик-контрразведчик:
«Живый в помощи» - это древний монашеский и воинский «оберег», пояс с православными охранительными молитвами. И первые слова 90-го псалма Ветхого завета, защищающие от всяческих бед и напастей. Книга Виктора Николаева повествует о русском воине, который прошел через афганский ад, через многие «горячие точки», сберегаемый молитвами матери, жены и дочери. Автор написал о собственной жизни, о людях, с которыми столкнула его судьба.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.