Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы - [14]
Один только Бульдозер Ульссон хихикнул, слушая острословов.
Прежде Кольберг и Гунвальд Ларссон не очень-то симпатизировали друг другу. Но за последние годы им довелось многое пережить вместе, и отношения изменились. Друзьями они не стали и вне службы вовсе не общались, однако все чаще ощущали некое родство душ. А в спецгруппе и подавно чувствовали себя союзниками.
Механик закончил приготовления.
Напряжение в зале достигло предела.
– Что ж, поглядим, – произнес Бульдозер Ульссон, потирая руки. – Если кадры и впрямь так удались, как нам тут говорят, сегодня же вечером покажем их в «Новостях» по телевидению и в два счета накроем всю компанию.
– Стройные ножки тоже неплохо, – не унимался Гунвальд Ларссон.
– А шведский стриптиз? – подхватил Кольберг. – Представляешь, я еще ни разу не смотрел порнографического фильма. Девочка Луиза, семнадцать лет, раздевается и все такое прочее.
– Эй вы, помолчите! – прорычал начальник ЦПУ.
Пошли кадры, резкость была отменная, никто из присутствующих и припомнить не мог ничего подобного. Обычно на таких просмотрах вместо людей на экране мелькали какие-то расплывчатые пятна, то ли клецки, то ли тефтели. Но на сей раз изображение было на диво четким.
Камера была хитро установлена вверху за кассой, и благодаря специальной высокочувствительной пленке можно было хорошо рассмотреть человека, находящегося перед стойкой.
Правда, сперва там было пусто. Но уже через полминуты в кадр вошел человек. Остановился, посмотрел направо, потом налево. И наконец уставился прямо в объектив, словно для того, чтобы его получше запечатлели анфас.
Отчетливо было видно одежду: замшевая куртка и стильная рубашка с отложным воротником.
Энергичное суровое лицо, зачесанные назад светлые волосы, недовольный взгляд из-под густых бровей… Вот он поднял большую волосатую руку, выдернул из ноздри волосок и стал внимательно рассматривать его.
Лицо на экране было хорошо знакомо присутствующим.
Гунвальд Ларссон.
Вспыхнул свет.
Спецгруппа безмолвствовала.
Наконец заговорил начальник ЦПУ:
– Об этом никому ни слова.
Разумеется, как же иначе.
Никому ни слова.
Пронзительный голос Мальма повторил:
– Никому ни слова. Вы отвечаете за это.
Кольберг расхохотался.
– Как это могло получиться? – спросил Бульдозер Ульссон. Похоже было, что даже он слегка озадачен.
– Э-э… – отозвался киноэксперт. – С точки зрения техники это нетрудно объяснить. Скажем, заело спуск, и камера начала работать с опозданием. Что поделаешь, деликатное устройство.
– Если хоть одно слово просочится в печать, – рокотал начальник ЦПУ, – то…
– …министерству придется новый ковер заказывать, – сказал Гунвальд Ларссон. – Может, бывают такие, со вкусом малины.
– Это же надо, как она замаскировалась, – ликовал Кольберг.
Начальник ЦПУ рванулся к двери, Мальм затрусил следом.
Кольберг задыхался от смеха.
– Ну что тут скажешь, – сокрушался Бульдозер Ульссон.
– Лично я сказал бы, что фильм совсем неплохой, – скромно подвел итог Гунвальд Ларссон.
10
Отдышавшись, Кольберг обратил испытующий взгляд на человека, которому он был временно подчинен.
Бульдозер Ульссон был главной движущей силой спецгруппы. Он прямо-таки обожал ограбления банков и за последний год, когда число их неимоверно возросло, расцвел пуще прежнего. Генератор идей и концентрат энергии, он мог неделями трудиться по восемнадцать часов в сутки – и хоть бы что, никаких жалоб, никакого намека на уныние и усталость. Порой его вконец измотанные сотрудники спрашивали себя, уж не он ли директор пресловутого акционерного общества «Шведские преступления»[17].
Бульдозер Ульссон явно считал полицейскую работу самым интересным и увлекательным делом на свете.
Скорее всего, потому, что сам он был не полицейский.
Ульссон работал в прокуратуре и отвечал за расследование вооруженных налетов на банки. Таких налетов совершалось несметное количество. Некоторые из этих дел раскрывали, правда не до конца, кого-то задерживали, кого-то сажали в тюрьму, но налеты только учащались, что ни неделя – три или четыре случая, и всем было ясно, что многие из них каким-то образом связаны между собой. Но каким?
Конечно, грабили не только банки. Нападений на частных лиц было неизмеримо больше, не проходило часа, чтобы кого-нибудь не ограбили. На улице, на площади, в магазине, в метро, в собственной квартире – нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности. Но банкам придавалось особое значение. Покушаться на банки было все равно что посягать на основы общества.
Система государственного устройства на каждом шагу демонстрировала свою несостоятельность, лишь с величайшей натяжкой можно было назвать ее сколько-нибудь дееспособной. Что же до полиции, то она и на такую оценку не тянула. В одном Стокгольме за последние два года 220 тысяч правонарушений остались нерасследованными из-за бессилия полиции. Из более серьезных преступлений, которые были известны блюстителям порядка и которые, в общем-то, составляли лишь небольшую часть от истинного количества, удавалось раскрыть только каждое четвертое.
