Запертая дверь - [2]

Ему стало немножко неприятно. Все эти призраки и раздвоения душ, вся эта чертовщина, он считал, - выдумки прощелыг для дамочек и слабонервных. Но дверь молча стояла, скрывая тайну, и гипнотизировала его.

Он твердо решил не открывать ее.

"А вот это уже в самом деле чертовщина!" - поймал он себя на трусости, приступ которой вызван был подозрением, что в его квартире обитает кто-то еще.

Шло время, он привык к присутствию "жильца", стал понемногу разговаривать с ним. Потом купил еще тарелку и чашку и за ужином ставил на стол второй прибор.

Настал день, когда он решил наложить в тарелку за завтраком своему "соседу" каши и налить чаю. Когда он вышел за сигаретами и вернулся тарелка и чашка были пусты.

"Пока "он" меня боится, - подумал он с какой-то странной, неожиданной нежностью. - Ничего, привыкнет, и мы подружимся, все-таки не чужие..."

Он честно пытался рассматривать все происходящее как вяло текущий шизофренический кризис, вызванный прежней жизнью за границей и жизнью теперешней - вынужденным одиночеством и одичанием.

"Еда исчезает, потому что я сам ее куда-то выбрасываю в трансе, вызванном самовнушением. Говорю я сам с собой. Все признаки "шизни". Если так дальше пойдет, я закончу в дурдоме".

Но когда он стал замечать, что запас туалетной бумаги тает вдвое быстрее, чем обычно, он встревожился всерьез.

"Что-то надо делать!"

И, как всякий трус, он решил бежать.

"Ночую последнюю ночь - и рву когти". Он лег не раздеваясь, не выключая свет, потому что страх рос лавиной. Лежал, курил и прислушивался. Квартира постепенно наполнялась звуками. Он отчетливо слышал, как отворяется и закрывается дверь в "запертую" комнату, стучит дверь ванной, шумит вода.

"Нельзя, похоже, уйти от самого себя. Жалко, нет выпивки. Так я просто не выдержу. Надо сбегать, работают ночные ларьки".

Когда он выходил, дверь в ванную захлопнулась, словно кто-то не хотел обнаруживаться.

Он купил бутылку и бегом кинулся назад. Почему-то он решил, что надо спешить.

В квартире пахло горелым, он не стал искать источник запаха, сразу прошел в кухню, налил водки в чашку и выпил залпом. Страх отступил, стало почти весело. Запах усилился, из-под двери ванной выползал дым. Он попытался открыть - дверь не поддавалась. Он вышиб ее плечом. Эмалированная ванная была черной, в ней полыхала груда размотанной туалетной бумаги. Огонь уже добрался до занавески из пластика, тлели полотенца, плавился пластмассовый таз. Он в ужасе открыл оба крана. Дым быстро заполнял ванную, выползал в коридор, нечем было дышать. Он бросился к входной двери, но она была заперта, а ключа в ней не было. В большой комнате было уже полно дыма, не продохнуть,- когда успел сюда проникнуть дым? Им овладела паника.

Грохнуло в ванной комнате, - видно, огонь добрался до химии, которая там стояла в шкафу. Для спасения от огня и дыма оставалась единственная комната, дверь в которую как бы звала его, приглашала. Он разбежался и ринулся на эту дверь. На этот раз она не была заперта, он влетел и грохнулся, словно пол ушел куда-то из-под ног, как бывает на роликовых коньках...

Проснулся он наутро с дикой головной болью. Он, видно, прикончил водку и заснул прямо за столом в кухне. Запах гари оставался в воздухе.

Он пошел в ванную, сунул голову под кран. Воняло, как и следовало ожидать, от сваленных в корыто ванной рулонов туалетной бумаги. Они в смотанном состоянии так и не разгорелись, просто мерзко обуглились, он их ночью залил водой, хотя уже не помнил, когда и как. "Надрался!"

Дверь в "запертую" комнату он таки вышиб спьяну. Там было пыльно и пахло мерзостью запустения. Валялись разбитые счеты, костяшки раскатились это на счеты он наступил ночью, когда грохнулся...

Все остальное было сном. Затянувшейся галлюцинацией.

Галлюцинация, "шизня", после ночной встряски закончилась, и он понял, что надо просто жить дальше с той точки, на которой жизнь остановилась перед его отъездом за рубеж.

Но жить почему-то не хотелось, словно он прожил все, что было отмерено ему.

Он или кто-то другой - это теперь не имело значения.