Запах Вереска - [267]

Как и то, что для многих в этом гадючнике стал костью поперек горла. Особенно для Ридэуса, пекущегося о своем тепленьком местечке под боком Свилиона. Ведь теперь его ощутимо потеснили, и старый магистр готов молиться на свою вновь обретенную Искру. У Алана привилегий больше, чем у любого Мечника, хотя он и не один из них. А вампиры бесятся от этого. Они чуют его запах и знают, что он человек. Но лишь мысль о том, что какой-то смертный может позволить себе то, за что других ожидает жесткое наказание, заставляет их скрипеть зубами. Они достигли уже своего предела, за которым одно лишь свирепое желание уничтожить.

Алан знает о ловушке и о том, что Рид закрыл на это глаза. Они поджидают его в лесу на заре. Когда зимний холодный лес остывает после диких ночных вьюг. Салливану больше не холодно. Он наслаждается каждой минутой покоя в глухой чаще, вдали от тех, перед кем приходится играть все время. Здесь он свободен, словно ветер, и так же носится по заснеженным диким тропам. На нечеловеческой скорости, и не останавливаясь ни на минуту. Вслушиваясь в медленно просыпающиеся звуки природы и вспоминая лунные ночи со стаей. И волчий вой, раздающийся совсем рядом, делает эти воспоминания еще ярче. Но только не сегодня.

Он замечает их сразу после того, как лес смыкается за спиной. Их пятеро, и они преследуют его, словно дичь, пытаясь загнать в сторону еще троих, которые ждут впереди. Только никто из них так и не понимает, в какую минуту и где растворяется Салливан. Они пытаются отыскать его запах, но его нет. Молчит и его кровь. Они ходят кругами и огрызаются друг на друга за неудачу. А лес все не кончается. Он становиться темней и мрачней. Тени скрученных деревьев удлиняются, и где-то слышен скрип древесины. Лес глохнет за секунду и начинает холодеть. Мороз проникает под кожу, колет кончики пальцев, и есть в этой тишине что-то не из мира этого. Они блуждают по лесу и все время возвращаются на ту же самую поляну, где потеряли Салливана. И опять по кругу, пока не осознают, что за ними следят. Взгляд тяжелый, холодный, от него мурашки по коже. Они пытаются воспользоваться своей магией, но она не отзывается. Вместо нее лес пронзает громкий смех. Он превращается в миллионы голосов, которые продолжают шептать, пока вокруг сгущается тьма. В ней тысячи глаз, тысячи ртов. Поляна уже окружена, а они все еще не знают, с чем имеют дело. Заняв круговую оборону и с оружием наготове, молодые вампиры напряженно всматриваются в густой лес, но никого не видят.

Пока над их головами, еле касаясь, не мелькает чья-то тень. То, что головы надо было поднять раньше, понимают они слишком поздно. Над ними десятки полупрозрачных темных тварей. Со сверкающими нечеловеческими глазами и кровавыми оскалами. Это рваные тени на белых костях. Призраки, или, только Бездна знает, еще какая мерзость. Их много, и они все больше сжимают кольцо вокруг них. Они смеются, кричат полубезумными голосами, вторгаются в разум и нашептывают, как будут сдирать их кожу. Они облизываются нетерпеливо, пытаясь дотянуться до их плоти костлявыми руками, но не могут. Их все еще что-то сдерживает, а точнее — кое-кто.

Среди этих призраков они замечают его моментально. Алан и не прячется. Он на корточках сидит на толстой ветке скрюченного сухого дуба и хихикает. Сверкая нечеловеческими голубыми глазами и напевая какую-то песенку. Черты его лица настолько остры, что напоминают голый череп.

— Лес не место для маленьких мальчиков, — оскалившись, тянет Салливан и получает в награду злые взгляды.

Они готовы плеваться ядом даже в такой ситуации. Только он и так знает, что наглая и, как оказалось, очень мстительная сука. Это для него не новость. Так что вампиры даже не успевают раскрыть рты, когда твари срываются с короткой цепи, которую так мило отпускает Алан. Он смотрит на это несколько восхитительных мгновений, а потом легко спрыгивает на землю. Ему безразлична их судьба, как и то, что скажет Свилион. Жаль только утренней пробежки, которую испоганили эти сволочи.

За своей спиной он слышит их крики и треск рвущейся плоти. Под громкий ледяной смех и визг пытающихся отбиться Мечников. Там же остаются голоса Рида и пришедших вместе с ним вампиров. Он не слышит раздраженные вопли и колебания магии. Вместо этого он, не отрываясь, смотрит в глубину той мглы, которая перед ним. А вот этого здесь точно не было и это не его шалости. Она сплошной стеной стоит на его пути, но не движется дальше, словно на невидимой границе. Алан весь подбирается, когда видит чей-то силуэт на той стороне. Расплывчатый, от него все внутри сладко сжимается. Он почти уверен, почти верит.

— Лио…

Сомнений не остается никаких, и он делает первый шаг. Еще один и еще, пока голоса, зовущие его, не растворяются вдали. А впереди не видно ничего, кроме одной тени в абсолютной белизне тумана. Но ему хватает и этого, потому что он чувствует каждой клеточкой тела, каждой частичкой своей изорванной когда-то души.

— Я слышу тебя, — совсем тихо шепчет Алан и чувствует, как близко становится тень Кайрена.

Он смотрит на него, наклонив голову к плечу, и не может оторвать глаз. Пусть так, но он чувствует альфу и с жадностью пьет все его эмоции. Он видит тянущуюся к нему руку и со злостью понимает, что они слишком далеко друг от друга. Что его альфе никак не дотянуться. Алан слышит его мысли, словно собственные, и хочет развеять все его сомнения, отдать все, что угодно, за покой Кая.