Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика - [6]
Даже война с немцами, когда мне, пацану, пришлось увидеть не только внешнюю, но и ее обратную сторону, не смогла рассеять героический ореол нашей родной Армии.
Армия пользовалась в народе уважением, граничащим с любовью. И дело, конечно, было не в форме, которая так нравилась молодежи. У войск НКВД форма была даже более яркой. Поэтому, как мне кажется, армию любили как бы в пику карательным органам. Уважительным отношением к армии люди бессознательно компенсировали бессильный страх и ненависть свою к тем, кто по ночам увозил в черных воронках родных и близких. В этом, по-видимому, тоже заключался источник любви к довоенной Красной Армии. К тому же, как известно, она первой приняла на себя удары сталинских репрессий.
Преддипломная практика проходила в г. Запорожье на радиозаводе. Позже он станет известным на всю страну своими автомашинами «Запорожец». Тогда же это был один из номерных заводов, выпускающих оборонную продукцию.
Дипломное проектирование я осуществлял на радиотехническом заводе (п/я 165) в Харькове. Он находился около так называемого «конного рынка», а потому среди нас, студентов, фамильярно назывался «конным заводом».
>Строевые занятия военной подготовке. 1952 г.
Тема дипломного проекта называлась бесхитростно и просто: «Колхозный радиоузел КРУ-200». Так же просто и прямолинейно я его и выполнил: из типовых проектов колхозных радиотрансляционных узлов взял схему и просчитал ее по ламповым характеристикам. Компоновку, устройство и внешнее оформление позаимствовал с собственного трофейного радиоприемника «Минерва».
Несколько смущала приземленность назначения моего дипломного проекта: никаких красивых слов типа «радиолокационная аппаратура», никаких таинственных деталей типа «клистрон», «магнетрон», никаких закрытых комнат для проектирования. Не было и неизбежных в таких случаях «прошнурованных, пронумерованных и скрепленных сургучной печатью» тетрадей.
Но зато была полная свобода в использовании рабочего времени и свободное посещение завода. А там, в лаборатории, к которой меня приписали, мой дипломный проект никого не волновал. У них были свои заботы, свои планы, свои сроки и свои неприятности. Чем меньше я там бывал, тем им было спокойнее. Я даже фамилию руководителя своего дипломного проекта не помню. Думаю, и он меня вряд ли помнил.
Во время преддипломной практики и дипломного проектирования произошло несколько событий, нарушивших спокойное течение моей заводской жизни.
В начале апреля 1955 года всех ребят нашего курса, прошедших курс обучения на военной кафедре, вызвали в отдел кадров института и выдали бланки анкет, в которых было множество вопросов биографического характера, но были и некоторые вопросы, повергшие нас в смятение. Требовалось ответить, не служили ли мы в муссаватистских и дашнакских организациях, белых армиях, не принимали ли участие в антипартийных оппозициях. И был уж совсем непонятный вопрос об участии в белорусско-толмачевской группировке.
Вопросы эти нас, молодых, удивили и даже рассмешили, но более старших по возрасту сокурсников — насторожили. Некоторые из них предприняли превентивные меры. Так Коля Малых 15 апреля женился на Ларисе Штернберг, чем сознательно подпортил свою биографию. Больше его не тревожили подозрительными анкетами.
Спустя какое-то время всех нас вызвали на медкомиссию Кагановичевского (теперь Киевского) райвоенкомата. Она располагалась в школе на Черноглазовской улице. Председательствовал тучный красномордый военком. Это насторожило не только «стариков», но и нас, молодых, никогда не служивших в армии.
Ромка Хорошавин пожаловался на то, что у него при длительной ходьбе на ноге вздуваются вены. На это военком ответил:
— Ничего страшного. В нашей армии сейчас ногами ходить не придется — все будут ездить или летать!
Тощий до неприличия Володя Кузнецов вышел из кабинета врачей и на наши вопросительные взгляды ответил:
— Здоров, как бык! — чем вызвал неудержимый взрыв хохота.
Медкомиссия проходила весело, сопровождалась шутками, остротами и особой тревоги почему-то не вызвала.
Но наши старослужащие, как мы их называли, те, кто успел послужить в армии, отнеслись к ней без особого веселья. Они чувствовали, что это не просто профилактическая медицинская комиссия. За ней скрывалось что-то большее, пока что неведомое, но от этого еще более опасное.
Вспомнили о том, что неспроста, начиная со второго семестра первого курса радистам повысили стипендию на 100 рублей. На всех остальных факультетах она составляла 290 рублей, а мы получали 390 рублей.
Поговаривали, что эту доплату делает Министерство Обороны СССР. Тогда на это никто особого внимания не обратил: дают — значит так надо! Не отказываться же от лишних денег. Теперь эта прибавка не сулила ничего хорошего.
В начале мая нас, посещавших спецкафедру, вызвали в спецчасть института. С ней мне раньше не приходилось сталкиваться, так как я проходил обучение по специальности «радиосвязь». Спецчасть осуществляла контроль, в основном, за теми, кто был на «радиоаппаратуре».
>Современный вид здания спецкафедры Харьковского политехнического института (военная кафедра). 2008 г.
