Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика - [5]

Создание политехнического института предусматривало также ряд общих инженерных дисциплин: сопротивления материалов, теоретической механики, теории механизмов и машин, начертательной геометрии, черчения, химии. Среди лекционных курсов во всех инженерных вузах были также: основы марксизма-ленинизма (незыблемые!), политэкономия, иностранный язык.

Особое и довольно серьезное место занимали занятия на военной кафедре (ее называли просто — спецкафедра). Начиная со второго курса, «военке» был посвящен один день в неделю. Здесь мы осваивали основную военную специальность — радиолокацию, именно то, чем меня прельщала добрая милая Александра Иосифовна. Заведующим военной кафедрой был генерал-майор Безрук А. Д. В зависимости от профиля факультета кафедра готовила также других военных специалистов: танкистов, химиков, дозиметристов.

Основам радиолокации учил нас майор В. И. Романов, а конкретным радиолокационным установкам — капитан Е. Я. Чепа. Читались также курсы тактики и топографии. Большое внимание уделялось изучению воинских уставов: строевого, дисциплинарного, внутренней службы, гарнизонной и караульной службы. Естественно, кое-что приходилось из них закреплять на практике. Для этого кафедра имела специальный плац, на котором мы отрабатывали строевой шаг, повороты и отдавание чести.

Но все же, основное внимание было уделено изучению радиолокационной станции кругового обзора SCR-584 и радиолокационным станциям орудийной наводки СОН-3К и СОН-4. На них же мы проходили практику во время летних военных сборов в 1952 году — в Воронеже и в 1954 — в Змиеве. В нашей студенческой жизни эти сборы запомнились замечательными приключениями, оставившими заметный след в памяти.

^{Лагерные сборы в Воронеже. Занятия по ориентированию на местности. 1952 г.}

Чего стоило уже одно «облачение» в солдатскую форму с непременными кирзовыми сапогами. В ней мы сразу становились серой безликой массой, где индивидуальность не только не приветствовалась, но с удовольствием наказывалась. Все, начиная от командира части и кончая сержантом помкомвзвода, старались нам, студентам, как можно нагляднее показать, что воинская служба — не сахар. Сама практика в раскаленных на жаре радиолокаторах казалась им какой-то лишней и никчемной по сравнению с полевыми занятиями и вечерними «прогулками» строем и с песнями по стадиону.

Но сборы прошли, оставив в альбомах фотографии, а в памяти — забавные истории. Впрочем, все это не смогло поколебать моего восторженного мнения об армии, которое у меня сложилось еще в детские годы. Маршалы Ворошилов и Буденный были для меня самыми авторитетными и обожаемыми военачальниками Красной Армии.

Это объяснялось тем, что мне и маме довелось их увидеть воочию во время приезда в Одессу. Дело было задолго до войны, когда мне едва исполнилось четыре года. Они ехали в открытой машине по Дерибасовской улице, вдоль которой стояли толпы ликующих одесситов. Было лето, и наши прославленные маршалы были в белой форме. Машины медленно двигались по улице, сдерживаемые восторженными людьми. Они прорывались сквозь милицейское оцепление и пытались вручить сидящим в машине цветы. В один из таких моментов, когда машина с Ворошиловым и Буденным остановилась, мама вместо цветов протянула Буденному меня. Он своей тяжелой рукой потрепал мои рыжие волосики, чем произвел неизгладимое впечатление на всю жизнь. В глазах моих запечатлелись только белая гимнастерка с большими золотыми звездами и громадные черные усы. Ворошилова я не запомнил, так как он сидел в дальнем углу автомобиля.

С тех пор имена прославленных маршалов помогали маме бороться с моей худобой, которую мама образно определяла: «ручки — вермишельки, ножки — макаронки». Когда уже нельзя было заставить меня есть манную кашу «за папу, за маму», она использовала свое коронное:

— А теперь, Валечка, съешь ложечку за Буденного.

Далее надо было также съесть и за Ворошилова, после чего уже никакая сила не могла меня заставить проглотить еще кусочек.

Вот тогда я решил стать командиром Красной Армии со звучным званием «майор». Позже на курточку мне мама пришила голубые петлицы с двумя темно-вишневыми «шпалами», которыми я очень гордился.

Надо отдать должное коммунистам, которые всю свою пропагандистскую мощь еще в предвоенные годы направили на создание привлекательного образа Красной Армии, Военно-Морского Флота и Военно-Воздушных Сил.

Миллионы подростков мечтали служить в армии, осваивали воинские навыки в пионерских лагерях, ОСОВИАХИМе, аэро- и морклубах. Я помню, как перед самой войной почти все мальчишки выпускного класса, в котором училась моя тетя Нина, поступили в военные училища. Помню, как они приходили к нам, щеголяя новенькой красивой формой. Один из них, Леня Агеев, во время войны стал Героем Советского Союза. Он уничтожил в воздушных боях множество немецких самолетов и вошел в летопись Отечественной войны. С какой завистью я смотрел тогда на его красные кубики в голубых петлицах и был совершенно уверен, что таким когда-то буду и я. Правда, еще больше мне нравилась морская форма.

^{Будущий Герой Советского Союза Леня Агеев с моей тетей Ниной Сосновой. Одесса 1940 г.}