Западный край. Рассказы. Сказки - [144]

Я обшарил весь Плот в поисках хоть какого-нибудь предмета, который мог бы сойти за весло. Но на Плоту не нашлось ничего, кроме обглоданных черенков и маленькой кучки травы. Чуи попробовал было грести сразу двумя ногами. Но Плот бросало то вверх, то вниз, и проку от его усилий не было никакого. Чуи разочарованно вздохнул. Да, ситуация создалась безвыходная. Оставалось лишь положиться на волю ветра: авось он пригонит нас к берегу. Для нас это было бы спасением. Но пока что, увы, ветер нес Плот в Открытое Море, где нас не ждало ничего, кроме голодной смерти. А ветер крепчал и крепчал!

Грустные, улеглись мы на плоту, ожидая перемены погоды.

Волны вздымались все выше и выше. Даже поднявшись на цыпочки, можно было увидеть вокруг одни лишь волны, высокие, как горы, набегавшие гряда за грядою. Плот наш то взлетал на пенистый гребень, то скатывался в бездну, и временами нам казалось, будто он погружается под воду. Счастье еще, что Плот, сработанный на совесть, был легок на плаву, и, как ни бесились, ни бушевали волны, они ничего не могли с ним поделать.

Но, дорогие друзья, имелось еще одно обстоятельство, о котором я пока не успел вам рассказать. Мы, Кузнечики, вообще любим поесть, а тут, понимаете сами, довелось выполнять тяжелый труд мореходов, — короче говоря, желудки наши восстали и требовали пищи. Обычно я не наедался, если ел лишь три раза в день. А тут прошло дня два или три и трава у нас кончилась. Вокруг по-прежнему простиралась вода — нигде ни клочка суши. Чуи поглядывал на меня с тревогой и грустью. Я старался быть спокойным и веселился как ни в чем не бывало. И, следуя моему примеру, Чуи тоже приободрился. Я стал трещать крыльями, размахивать руками, потом заплясал и запел шуточную песню. Чуи и вовсе развеселился и пошел плясать вместе со мной. В трудную минуту находчивость и юмор — великое дело!

Но прошел еще день и даже я пал духом. Каждый раз, когда я открывал рот, внутренности мои, казалось, готовы были выпрыгнуть наружу. Чуи попробовал было глодать края сухих листьев Лотоса, короче говоря — питаться нашим Плотом. Но это было все равно что грызть старые доски. Желудок этой пищи не принимал. Голодные и усталые, мы не решались смежить веки, боясь, что, если уснем, упадем с Плота или будем смыты волной. Ведь ставший игрушкой волн Плот мог в любую минуту перевернуться. Какая-нибудь зловредная Рыба или Черепаха могла смахнуть нас с Плота и шутя проглотить.

Третий день: кругом, куда ни глянь, вода.

Четвертый день: по-прежнему, куда ни глянь, вода.

Пятый день: кругом вода.

Шестой день: кругом вода.

Седьмой день:…кругом…

Девятый день…

Десятый…

На одиннадцатый день нас обоих окончательно покинули силы. Жестокий голод сковал, одну за другой, все части нашего тела. Мы лежали скрюченные и неподвижные. Время от времени один из нас пытался подняться, но колени подламывались, и мы снова падали ничком на палубу. Лишь изредка мы с трудом переползали с места на место.

— Да, дорогой брат, — воздохнул Чуи, — это конец.

— Не бойся, — ответил я. — Видишь, небо затянуто тучами, ночью ветер обязательно переменится. А потом я заметил на горизонте какую-то зеленую полосу. Вон она, погляди. Скорее всего, это берег. Ветер вынесет нас к этой земле, и мы спасены.

Но Чуи сказал, что он ничего не видит. Наверно, в глазах у меня рябило и мне померещился вдали воображаемый берег. Силы иссякали с каждой минутой. К вечеру мы могли говорить друг с другом, лишь прислонясь голова к голове: голоса были еле слышны, словно шелест слабеющего ветра.

Чуи то и дело косился на меня украдкой. Я понял, его что-то гнетет и спросил:

— Ты хочешь поговорить со мной?

Он покачал головой. Но спустя минуту сказал:

— О мой дорогой Брат, я думаю, нам не спастись от смерти, и мне…

— Не желаю и слышать об этом, — оборвал я его, — нечего зря тоску нагонять!

Но он продолжал:

— Вы можете ругать меня как угодно, но я все-таки скажу… Я потерял всякую надежду. Тьма застилает мне глаза…

Он помолчал немного и добавил:

— Я с вашего разрешения, думаю вот что: от смерти все равно не уйти. Но глупо умирать обоим, надо найти… придумать такое…

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу… Я думаю… — Чуи вдруг стал запинаться. — Нам… мы должны найти какую-то пищу, чтобы выжить… У меня есть руки… вы…

— Довольно, — перебил я, — мне ясно, куда ты клонишь. Ты думаешь, смерть будет вдвойне бессмысленна, если погибнем мы оба, ты считаешь, что один из нас должен уцелеть. Решил, что я должен съесть тебя, решил пожертвовать собой, чтобы спасти меня. Такая преданность, братец, сама по себе достойна всяческой похвалы. Но ты позабыл, дорогой братец, что наши жизни, твоя и моя, равноценны, каждая неповторима и по-своему важна. И не нам с тобой делать подобный выбор. Да и вообще, почему ты решил, будто мы непременно умрем голодной смертью здесь, в море? Что б ни случилось, никогда нельзя падать духом…

Но Чуи упирался и протягивал мне свои руки. Он убеждал меня, уверяя, что они ему ни к чему, ему, мол, без них будет даже легче. Он якобы знал когда-то Кузнечика, прекрасно обходившегося без обеих рук. Пришлось мне на него даже прикрикнуть. В конце концов мы обнялись и заплакали! Чуи как будто успокоился и воспрянул духом.