Западня для Золушки - [37]

Три дня мы провели в Ницце, в гостинице на самом берегу моря. Был конец октября, но на пляж еще приходили купальщики. Наблюдая за ними из окна номера, я убеждала себя, что узнаю этот город, этот приносимый ветром запах соли и водорослей.

К доктору Шавересу Жанна не повезла бы меня ни за что на свете. Она нашла, что он кретин, грубый мужлан. Не истерик, зато параноик. Он зашил уже столько голов, что его собственная превратилась в подушечку для булавок. Провалы — это у него в башке. Зияющие.

Что до меня, то я все же хотела бы увидеться с ним еще разок. Пускай он грубый мужлан, но я жалела, что оборвала его. Он еще не все сказал мне.

— Он воображает, будто ты хочешь забыть саму себя! — издевалась Жанна. — Все к этому сводит.

— Знай он, кто я на самом деле, он просто все поменял бы местами, так что не притворяйся, что не понимаешь. Я хочу забыть Мики, вот и все.

— В том-то и дело, что, если б он все поменял местами, его замечательное рассуждение сей же момент бы и рухнуло. Не знаю, что он понимает под истерией, в самом крайнем случае я могла бы допустить, что Мики следовало бы немного подлечить, но ты-то была совершенно нормальна! Я никогда не видела тебя ни взбудораженной, ни бесноватой, какой бывала она.

— Но это же я замахнулась на доктора Дулена, я тебя ударила. Уж это-то верно!

— На твоем месте и в том состоянии, в каком ты была, это сделал бы, думаю, любой. Я вообще схватила бы железяку. И, несмотря на это, ты же покорно, даже не думая защищаться, снесла побои от психопатки, которая весит ни на грамм не больше твоего, и ходила потом добрую неделю с синячищами. И это ты, а не она!

Спустя два дня она объявила, что мы возвращаемся на мыс Кадэ. Близится день вскрытия завещания. Ей необходимо при этом присутствовать, так что мне придется пробыть несколько дней без нее, в компании с одной лишь служанкой. Она считала, что я еще не готова выдержать свою роль во Флоренции. На мысе Кадэ, где ремонт начали спустя две недели после пожара, только спальня Доменики оставалась еще непригодной для жилья. Там я буду вдали от всех и наверняка найду атмосферу, благоприятную для выздоровления.

По этому поводу между нами вспыхнула ссора — первая с того дня, как я отделалась от нее на одной из парижских улиц. Мысль о возвращении на виллу, где наверняка останутся следы пожара, да и вообще мысль о том, чтобы там выздоравливать, повергала меня в ужас. Как всегда, я уступила.

После обеда Жанна на час оставила меня одну на террасе гостиницы. Вернулась она уже в другой машине, не в своей, — в кабриолете «Фиат-1500», не белом, а голубом, — и сказала, что это моя. Она вручила мне документы на нее и ключи, и я попросила ее прокатить меня в ней по Ницце.

Назавтра мы выехали на Выступ и покатили по Тулонской трассе — она впереди в своей машине, я следом за ней в своей. В середине дня мы приехали на мыс Кадэ. Там нас дожидалась Иветта — она тщательно выметала строительный мусор, который оставили после себя штукатуры. Она не осмелилась сказать, что не узнает меня, — только разрыдалась и убежала на кухню, повторяя с выраженным акцентом южанки: «Бедный мир, бедный мир».

Дом был низкий, с почти плоской крышей. Снаружи его еще не до конца покрасили. Стена в той части дома, которую не тронул пожар, была в широких полосах копоти. Заново отстроили гараж и столовую, куда Иветта подала нам ужин.

— Уж и не знаю, по вкусу ли вам еще барабулька, — сказала она мне, — но я подумала, что вам это будет приятно. Как вам снова оказаться в наших дивных краях?

— Оставь ее в покое, — оборвала ее Жанна.

Я отведала рыбы и заявила, что она необычайно вкусна. Иветта слегка воспряла духом.

— Знаешь, Мюрно, тебе бы не мешало поучиться жить среди людей, — сказала она Жанне. — Не съем же я твою малышку.

Принеся фрукты, она склонилась надо мной и поцеловала в щеку. Она сказала, что не одна Мюрно за меня переживала. За эти три месяца дня не проходило без того, чтобы кто-нибудь в Леке не поинтересовался, как у нее дела.

— А один парнек приходил прямо давеча, пока я убирала наверху. Ну, его-то вы, должно быть, привечали.

— Один кто?

— Парнек, ну, парнишка. Не намного старше вас. Года двадцать два, ну двадцать три. И, скажу я вам, стыдиться вам его не приходится. Хорошенький, как ангелочек, и пахнет от него так же приятно, как от вас. Мне это известно, потому что я его целовала, — ведь я его знала, когда он еще под стол пешком ходил.

— А Мики его знала? — спросила Жанна.

— Надо думать. Он не устает меня выспрашивать, где вы да когда приедете.

Жанна смотрела на нее с досадой.

— О, он точно придет, — заверила ее Иветта. — Он недалече. Работает на почте в Ла-Сьота.

В час ночи, лежа в комнате, которую в начале лета занимала Мики, я все еще не спала. Иветта вернулась в Лек. Незадолго до полуночи я слышала, как Жанна ходила по моей бывшей спальне, заглядывала в восстановленную ванную. Должно быть, проверяла, не осталось ли даже после работы следователей и штукатуров чего-либо компрометирующего.

После этого она улеглась в третьей спальне, в конце коридора. Я встала и пошла к ней. Лежа в белой комбинации на разобранной постели, она читала книгу под названием «Расстройства памяти» некоего Деле.