Западноевропейская поэзия XX века - [34]

И нечто очищающее есть.

И сплетники, пожалуй, правы —

Ведь дом нам всем успел осточертеть,

Мне, например, противно все: мой кабинет,

И что я должен там торчать,

И вся со вкусом собранная рухлядь,

И жизненный налаженный уклад,

И книги, и удобная постель.

Так что, когда мне говорят:

«Он бросил всех, а у него их куча», —

Я сразу же взволнуюсь, я зардеюсь,

Как будто от «Какой же ты ублюдок!»,

Или «И тут она сама разделась», —

Ведь если он сумел, смогу и я?

И этим я держусь, как и держался,

Живу, трудолюбивый и разумный.

Но я бы с места хоть сейчас сорвался,

Да, и побрел, о гайки спотыкаясь,

Или калачиком свернулся в трюме тесном,

Блаженною щетиной обрастая,

Когда б мне не казался неуместным

Столь преднамеренный скачок назад

Для сотворенья вещи новой:

Поэмы, или вазы, или жизни —

Пусть даже непристойно образцовой.

ДАЙТЕ ЖИЛИЩЕ ДЕТЯМ Перевод И. Озеровой

На мелкой соломе, на блестках стекла

Из хлама готовит постель им забота.

Ни трав, ни земли, ни зимы, ни тепла.

Мам, дай поиграть нам хоть что-то,

Живые игрушки исчезнут не в срок,

Взрослея, мы их почему-то теряем.

Коробка от туфель и старый совок —

Мам, мы в похороны играем.

НА ОЧЕРЕДИ Перевод А. Ибрагимова

В извечном ожиданье перемен

Грядущему мы отдаемся в плен,

И что ни день, в своем воображенье,

Мы видим приближенье

Сверкающей армады кораблей.

Они плывут — надежда у рулей;

Но как скольженье их неторопливо!

А мы нетерпеливо

Глядим, сжимая вянущий букет,

В томительном предощущенье бед,

На изваянья в блеске позолоты,

На поручни и шкоты,

На вымпелы, что в синеве горят.

Но ни одна из призрачных громад,

Как мы мечтали часто поначалу,

Не подплывет к причалу,

Не выгрузит добра богатый груз

И не спасет от бремени обуз.

Мы тщетно ожидаем воздаянья

За все свои страданья, —

И вдруг в испуге видим: напрямик

Весь черный к нам спешит безвестный бриг.

За ним, в однообразье безграничья, —

Лишь тишина бесптичья.

ИЛЛЮЗИИ Перевод И. Озеровой

«Конечно, мне подмешали наркотик, да столько, что я не приходила в себя до следующего утра. Я ужаснулась, поняв, что меня погубили, и несколько дней была безутешна и плакала, словно ребенок, которого убивают или посылают к тете».

Мейхью. Лондонский труд и лондонская беднота.

Даль ко мне доносит горький вкус беды,

Острый стебель в горле у тебя застрял,

Солнечные блики, случая следы,

Стук колес снаружи, отзвук суеты,

Там, где Лондон свадебный на ином пути,

Свет неоспоримый с трудной высоты

Разъедает шрамы, извлекает стыд

Из его укрытья; целый день почти,

Как ножи в коробке, разум твой открыт.

В трущобах лет ты похоронена. Не смею

Тебя утешить. Что сказать смогу?

В страданье — истина, и перед нею

Любое понимание — пустяк.

Тебе своя забота тяжелее,

Чем то, что жизнь перед другим в долгу,

Когда насильник, млея и бледнея,

Взбирается на нищенский чердак.

УХОД Перевод Я. Берлина

Из-за полей надвигается вечер,

Какого я еще никогда не видел,

Вечер, не зажигающий ламп.

Он издали кажется шелковым, но

Когда застилает колени и грудь,

Его прикосновенье не ласкает.

Куда девалось дерево, смыкавшее

Небо с землей? Что это у меня под руками,

Чего я не могу ощутить?

Какое бремя так отягощает мои руки?

БЕЛЬГИЯ

КАРЕЛ ВАН ДЕ ВУСТЕЙНЕ Перевод с нидерландского П. Мальцевой

Карел ван де Вустейне (1878–1929). — Поэт, прозаик, эссеист, писал на нидерландском языке. Автор многих поэтических сборников («Фламандские примитивы», 1902–1903; «Отчий дом», 1903; «Стихи», 105; «Бог на море», 1926; «Горное озеро», 1928, и др.). Представитель символизма в бельгийской литературе. Черпал сюжеты из старинных легенд; мотивы одиночества и смерти характерны для многих стихов поэта.

Стихи ван де Вустейне, как и большинства других поэтов, публикуемых в бельгийском разделе этого тома, были напечатаны в сб. «Из современнои бельгийской поэзии», М., 1965.

«Плод падающий…»

Плод падающий…

          — там, в тиши неоскверненной,

где медлю я, где ночь склоняет пышный свод.

И время замерло. Над неподвижной кроной

звезда не промелькнет жемчужиной зеленой.

Все стережет твое паденье, плод.

Плод.

          У черты времен и жизни истомленной,

что воздуха бледней, полней небесных вод,

щедрее снов, где свет играет затаенный, —

я знаю — там, в ночной листве завороженной,

плод падает… И сердце тоже плод,

что упадет…

* * *

«Вновь астры зацвели…»

Вновь астры зацвели предсмертным хрупким светом,

и сердце страстное в преддверье панихид

все факелы зажгло, навзрыд прощаясь с летом,

и бьется, и дрожит…

В моей руке лежат плоды твои, слабея,

и мне прощенья нет, я заперт в западне;

так, осень, по тому, что знаю о тебе я,

ты знаешь обо мне;

жнец вечный я, что жнет на этих нивах полных,

но для себя снопов не вяжет по пути;

беглец, что обречен всю жизнь скитаться в волнах

и суши не найти, —

вновь к сердцу, что желать умеет без надежды,

приблизилась нужда, еще на пядь одну,

но, жаждущее, мнит отринуть смерть и вежды

открыть — узнать весну…

— Вновь молит сердце, вновь пылает в старых ранах

осенней крови жар, и в пламя мир одет.

— Как бронзой золото становится в каштанах!

Сребристой астры цвет…

* * *

«День переходит в День…»

День переходит в День, как запах роз пьянящий.

— Ты не ослеп, о нет, среди пустой тщеты

сквозь занавес часов ты видишь свет скользящий

и вечность, чьи дары познать не в силах ты.