Западноевропейская поэзия XX века - [167]

Ах, для быка одна отрада —

Призвать на нас все муки ада,

И хворь, и боль, и плен, и тлен,

Но бык нам все простит, поверьте,

Коль вспомнит на пороге смерти

Про Ватерлоо и Верден!..

Верден…

СТАРИКИ

Старики молчаливы, и разве глаза скажут слово-другое за них.

Пусть богаты они, все равно бедняки, даже сердце одно на двоих.

В доме пахнет лавандою и чистотой, бродят отзвуки давних речей.

Как в глухом захолустье, в Париже живут старики среди старых вещей.

Верно, смолоду много смеялись они — голоса до сих пор дребезжат.

Верно, смолоду плакали много они — до сих пор все туманится взгляд,

А в пустынной гостиной дряхлеют часы, и вздыхают уныло во сне,

И бормочут в бреду, и пророчат беду и ему, и ей, и мне.

Старики день за днем отвыкают мечтать, книги спят, пианино молчит.

Больше некого ждать, и воскресный мускат сердце старое не горячит.

Старики неподвижны, их мир, что ни день, цепенеет, сужается в щель —

От постели до кресла, от кресла к окну, и обратно из кресла в постель.

А бывает, на улицу выйдут они, и в толпе, среди лент и венков,

На далекое кладбище тихо бредут, и хоронят других стариков,

И на миг забывают, что дома часы, удрученно вздыхая во сне,

Все бормочут в бреду и пророчат беду и ему, и ей, и мне.

Старики, точно в пруд, погружаются в сон, и не выплыть порой из пруда.

Как боятся друг друга они потерять и, однако, теряют всегда…

Был он злым или добрым, ах, что за печаль для того, кто остался в живых!

Просто худо ему, что остался в живых, когда сердце одно на двоих.

Вы, должно быть, увидите где-то его, он мелькнет перед вами, как тень,

И прощенья попросит за то, что он жив, и зе то, что всю ночь и весь день

В опустелой гостиной дряхлеют часы, и уныло вздыхают во сне,

И бормочут в бреду, и пророчат беду и ему, и вам, и мне,

И бормочут в бреду, и пророчат беду и ему, и нам, и мне.

ШВЕЙЦАРИЯ

КАРЛ ШПИТТЕЛЕР Перевод с немецкого С. Ошерова

Карл Шпиттелер (1845–1924). — Поэт и прозаик, писал по-немецки. Автор грандиозной поэмы «Олимпийская весна» (1900) и многих поэтических сборников. Известен как «последний классицист» в швейцарской литературе. На русский язык Шпиттелера переводил А. В. Луначарский (большая часть этих переводов, в том числе и «Олимпийская весна», осталась неопубликованной).

ЖАЛОБА КОЛОКОЛА

Органу юный колокол

сказал: «Вот боль моя:

Как много раз завидовал

твоим богатствам я!

Ты все, что сердцем чувствуешь,

на тысячу ладов

Поведать можешь каждому,

и каждый внять готов.

Я, сострадая страждущим,

измучен сотней мук, —

Но сладостен и благостен

единственный мой звук.

Как резкостью пронзительной

хочу я слух терзать!

Но где услада горькая,

где сил для крика взять?»

МЕЖДУ ИЛИАДОЙ И ОДИССЕЕЙ

«Вот этот стих — он лжет. Нужна мне правда!»

Гомер не прекословил Музе. После

Он встал. «Неужто так? Мой труд окончен?» —

«Окончен, да, и величав, и вечен». —

«И я свободен?» — «Ты сказал. Будь празден».

И тут он крикнул: «Вот мой приговор:

Любой бессмертный милосерден к нам,

И состраданье есть в сердцах людей,

И силы рабские щадит с расчетом

Тиран, — безжалостна лишь ты одна.

Всегда в тревоге совесть — день и ночь,

Во сне — и то нет отдыха душе,

Перед глазами образы теснятся,

И руку ты заносишь — насмерть бить.

Так знай, что я решил: теперь мы порознь».

И за желанною свободой в город

Он сходит — чтоб на праздник завершенья

Порадовать себя, побыв с друзьями.

Но, поздно вечером домой вернувшись,

Он два часа смотрел угрюмо, мрачно

На вечную, великую поэму,

Законченную утром. «А в душе —

В душе пустынно, одиноко, сиро,

И ни трудов, ни тягот в утешенье…»

«Я здесь!» — шепнула Муза. И когда

Он, преклонив колени, вновь поклялся

На верность ей, слезами увлажнив

Ее ладони, — «Что же медлишь ты?» —

Она спросила мягко. «Нет! Прости!

Я плачу — сам не знаю почему…

Начнем не мешкая. Ты так добра!»

ФРАНЧЕСКО КЬЕЗА Перевод с итальянского Е. Витковского

Франческо Кьеза (1871–1973) — поэт и прозаик, писал по-итальянски. Дебютировал в 1897 году сборником стихотворений «Прелюдии». Наиболее крупный из италоязычных поэтов Швейцарии; продолжал традиции итальянского поэта Д. Кардуччи (1835–1907).

На русском языке публикуется впервые.

«И был закон: народ, в тебе — мерило…»

И был закон: народ, в тебе — мерило.

Твоя судьба тебе же вручена.

Приемли мир и не жалей зерна

Земле, что недра для тебя раскрыла.

Раскована мыслительная сила —

Так разогни же смело рамена,

Как раскрывает все цветы весна

Навстречу блеску горнего светила.

Проснись, о человек, и позабудь

Неверие, лукавство и коварство,

Узри лежащий пред тобою путь —

Прославя доблесть и презрев мытарства,

Вступи же в кузницу судьбы и будь

Скипетродельцем собственного царства.

* * *

«На небесах высоких торжество…»

На небесах высоких торжество:

Там град бесстенный отверзает двери,

И ветр веков, скользя по эфемере,

Приумножает красок волшебство.

И рвенье человека таково,

Что, глядя на миры в небесной сфере,

В костер, пылавший у него в пещере,

Он обронил ребенка своего.

Увы, нам непостижен град верховный,

Младенцы, мы игре своей греховной

Творим кумиров детскою рукой, —

А наши очи, что в блужданье праздном

Предали фантастическим соблазнам,

В щепоти праха обретут покой.

ШАРЛЬ-ФЕРДИНАНД РАМЮ Перевод с французского Ю. Денисова