Запад глазами монастырей - [38]

— Чаепитие стало традицией на Востоке, — сказал Ван, — но многие исполняют его как ритуал. Я знаю о ритуальном чаепитии японцев.

— Слово «ритуал» ничего не говорит. Я тоже сейчас пил чай ритуально, Мне знакомы японские самураи. Это были люди высоких способностей. Я познакомился ещё в детстве с ними в Талгаре. Это были военнопленные. Они пили чай для настраивания и погружения себя в глубокий Инь. Покой, душевная тишина наполняли их при этом. Это переводит организм на «талантливость» в биохимических процессах. Я же пил сейчас чай для освежения лимфатической системы. Жарко было в поле.

— Насколько мне известно, чай пьют в Азии даже в жару и для освежения, — сказал У Тан.

— Пьют чай везде, но роль его для организма и эмоций разная. Чаепитием можно улучшить переваривание пищи, можно освежить себя и наполнить радостью, можно согреться, то есть расширить сосуды и испытать блаженный покой, можно просто пить по уму, как шудры. Мало кто пьёт чай так, как брахманы пьют воду. Больше встречается шудр. Они пьют чай, потому что им рассказывают о находящихся в чае витаминах. Им объясняют пользу чая. Им нужны обоснования умом. Вот они подражают ритуалам. Обставляют себя принадлежностями, но… не испытывают эмоций и окрасок психики от этого средства. Чай вливается в их организм, как мутная вода — в цветник.

— Это же можно говорить и о еде, — добавил У Тан, — но нас ждут.

Все знали уже больше подробностей, чем было на самом деле. Говорили, что Дон Мен рассеял шайку движением руки. Другие утверждали, что У Вэй встал на колени, почувствовав, что перед ним патриарх. Были и те, кто говорили, что Дон Мен превратил шайку и лягушек и ящериц, и теперь они трудятся на полях, очищая растения от мухоты.

— Знаю, что вы торжествуете, — сказал Дон Мен, — но почему?

— Как же. Они ведь разбойники.

— Как и вы, они тоже трудятся.

— Какой же это труд? Они отнимают.

— Разве вы не отнимаете у коровы молоко, а у овец шерсть?

— Коров мы кормим, а за это получаем молоко.

— Вы хотите сказать, что созидательным является только то, что имеет взаимность?

— Да.

— А как насчёт школьных учителей?

— Они обучают детей.

— Что даёт такая «взаимность»?

— Дети становятся грамотными.

— В чём? Они умеют после такого обучения украшать свою жизнь эмоциями и здоровьем?

— Нет.

— Может быть, дети применят свои знания в будущих семьях или в труде?

— Трудиться для здоровья они обучаются у нас. А семью строит каждый, кто как может.

— Следовательно, вы являетесь их учителями в том, где жизнь. Так чему же обучают учителя в школах?

— Думать и знать.

— Думать, следовательно, развивать ум так, чтобы он стал способствовать жизни. Я вот тоже стал учеником в мире ума. Для этого ушел из монастыря. Но пока не нашел того места, где ум даёт созидательные процессы. Может быть, учителя школ мне подскажут. Пока с древних времён в уме находили лишь источник страданий. Получается, что учителя школ нашли выход к просветлению. Они святые! Этого не сумели мудрецы.

— Как же понять, что нужно, а что вредит?

— Очень просто. Для замка есть ключ. В качестве «ключа» я дам вам простое правило. Всякий, кто преумножает жизнь, тот — созидатель. Всякий, кто делает жизнь более убогой, но при этом ест, тот — дармоед. Украсил ли вас радостными эмоциями У Вэй?

— Нет. Какие эмоции, кроме страха, может вызвать разбойник.

— Какими эмоциям, кроме запугивания, украшают жизнь ваших детей учителя?

— Дети обязаны воспитываться.

— В страхах?

— А как иначе их сделаешь послушными?

— Вы против У Вэя из-за страхов. Вы отстаиваете себя и учителей по тем же качествам, которые применяет к вам У Вэй. Может вам поступить к нему в шайку. Чем вы отличаетесь от них?

— Я — учитель школы, — сказала женщина. — Всё, что говорит уважаемый, не достойно порядочного человека, а не только патриарха.

— Вы знаете, что такое патриарх? — удивился Дон Мен. Даже я этого не знаю. Будда спрашивает архатов: «Может ли архат сказать, что он архат?». Иными словами, может ли святой сказать, что он святой, а учитель сказать, что он учитель?

— Да, я могу назвать себя учителем, — смело сказала она.

— А я не могу назвать себя учителем, — сказал Дон Мен. Почему?

— Мне понятно, — раздался мужской голос. — Учитель ста новится учителем лишь в глазах другого человека. Только тот, кто посредствам другого нашел улучшение своих качеств и сноровки, может назвать его своим учителем.

— Иными словами, сначала результат, а потом звание, — закончил Дон Мен. — Поэтому учитель никогда не сможет назвать себя учителем. Пока он обучает, результата ещё нет. А когда обучит, то результата уже нет.

— Почему «нет результата». А знания?

— Во-первых, нельзя взять чужое. Можно ли растение назвать землёй, только потому, что из земли оно взяло своё? Что касается знания, то это всего лишь потенция на будущее. Какой же это результат?! Что же берут ученики школ своего, сидя в школах?

— Умение читать, писать, знать о неведомом, — настаивала учительница.

— Хорошо, что вы не сказали: «умение решать квадратные уравнения и извлекать квадратные корни», потому что я ещё не встретил ни одного человека, применяющего квадратные уравнения при приготовлении пищи, в семье или в поле. Не встретил я таких и в рабочей среде. Но и в производстве никто не использует то, чем его заполняют в школах как «своим». Писать — это другое дело. Всякий потом станет писателем и будет совершать созидательную деятельность, если повезёт. Вот и возник вопрос о дармоедстве учителей. О каком «неизведанном» они могут поведать? Они владеют невиданными свойствами?