Занимательная орфография - [5]
Это редкий случай иероглифов-интернационализмов.
Попробуйте без цифр
Даны два числа: пять тысяч девятьсот тридцать семь и шестьсот восемьдесят девять. Сложите их, но не употребляйте цифр! И не только писать их нельзя, — и в уме не представляйте их написанными! Сложите, представляя их в буквенном облике…
Думаю, вам это не удастся. Чтобы сложить два числа (тем более — умножить или разделить), нам необходима цифра. Реально написанная или «написанная» в уме.
Очевидно, для обозначения чисел на письме цифра, т. е. иероглиф — основной знак, она здесь главнее буквы.
Творец иероглифов
Цифры (так называемые «арабские») пришли к нам давно. Изобретены они много веков назад. А сейчас создаются где-нибудь новые иероглифы? Ну, не сейчас, а вообще — в наше время? В XX веке?
В двадцатые годы нашего века чукотский пастух Теневиль изобрел иероглифическое письмо. До этого чукчи вообще не знали письменности. Теневиль был гениальный изобретатель: он догадался — сам, без подсказки со стороны, не зная о других письменностях, что можно слово обозначить линией, знаком; летучее, животрепещущее, неуловимое слово — поймать, пригвоздить, заставить жить долго… с помощью кривых линий.
Иероглифы у Теневиля были такие.
Они обозначают: 1. Отец. 2. Мать. 3. Сын. 4. Маленький. Тайный. 6. Вороватый. 7. Я. 8. Мой. 9. Наш. 10. Еда. 11. Бояться. 12. Сделал. 13. Действительно. 14. Вверх. 15. Теперь. 16. Еще нет. 17. Нет. 18. После того.
Некоторые иероглифы похожи на рисунки; они близки к пиктограммам. Такое начертание имеют знаки, предназначенные для понятий: тарелка, стакан, чайник, блюдце, банка с керосином или жиром. «По-видимому, по отношению к этим чужим малознакомым предметам мышление Теневиля оказалось не в силах подняться до условных начертаний, и он ограничился просто пиктографическим изображением»[3].
Однако письмо Теневиля — иероглифическое, не пиктограмма: каждому знаку соответствует слово; иногда — два слова, но все равно эта связь закреплена, постоянна, ее не надо угадывать — ее надо знать. (Пиктография часто требует, чтобы ее знаки угадывали и обозначали словами по своему выбору.) И большинство знаков у Теневиля — не картинки, а условные кренделя.
Сохранились записи-таблицы Теневиля. «Таблицы написаны на узких деревянных дощечках по обеим сторонам. Некоторые из этих дощечек, по-видимому, сняты с товарного ящика. На них остались следы гвоздей. Надписи отчасти выцарапаны железным острием, тоже, должно быть, гвоздем, а отчасти написаны химическим карандашом».
Вот одна из этих табличек; внизу — расшифровка второй строки.
«Один человек хороший, другой — плохой, один мастеровитый человек, другой — вороватый, тайно ест» (у чукчей даже во время голода есть в одиночку считалось позорным, признаком дурного человека).
Какой же был великий мудрец Теневиль!
Но время иероглифов ушло. Изобретение Теневиля не пригодилось: в начале 30-х годов была создана чукотская буквенная письменность.
«И др.»
В нашей жизни иероглифика не занимает заметного места. И нового подъема она, в отличие от пиктографии, не пережила. И все-таки скромное место у нее есть.
Написано: «Помогают ему брат, сестра и др.». Что это значит? Тот, кто никогда не встречал такого «и др.», может по-разному его понять. «И друзья»? «И дрыгают ногами»? «И драгоценная его супруга»? Нет, значок «и др.» всегда обозначает «и другие». Да, «др.» — это единый, целостный значок: не бывает «др.» без начального «и». «Это сделают др.» — так никто не пишет, такая запись непонятна. «И др.» выступает как целостный иероглиф: такой значок всегда соответствует словам «и другие», а раз он связан с определенным словом, то он — иероглиф.
У замечательного советского поэта Б. Пастернака в одном из произведений сказано:
Описывается старая, дореволюционная Москва. Московские улицы. На этих улицах были обычно такие вывески (их-то и вспомнил поэт).
Сокращение «С-я», или «С>я», или просто «СЯ» значило: «Такой-то фабрикант и его сыновья». Тоже иероглиф[4].
Две ступеньки. Где третья?
Пиктография не имеет непосредственной связи с языком. А язык — главное средство общения. И думаем мы с помощью языка. Тонкость мысли пиктограммой не передашь. И для точного сообщения о чем-нибудь новом, неизвестном пиктограмма не годится.
Иероглифическая письменность ближе к языку. Иероглиф соответствует слову. (Иногда — части слова.) Но и такое письмо не позволяет передать язык во всей его полноте, во всех его тонкостях. Для разных синонимов придумывать разные иероглифы? Очень уж громоздкая будет система письма.
Так оно и есть: иероглифика либо очень громоздка (китайское письмо), либо «толста», не берет всех тонкостей, на которые способен язык.
Нужна третья ступень. Буквенная. То есть такая, где знак (буква) соответствует звуку. (Потом мы точнее определим, чему соответствует буква, а сейчас хорошо именно такое определение.)
Буквенное письмо было изобретено в седой древности финикийцами, и, пройдя через века и народы, оно пришло к славянам — сначала к западным и южным, а потом к нам, восточным славянам. Об этом долгом пути буквенного письма нужна особая книжка, а сейчас мы говорим о нашем современном письме.
Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.