Занимательная орфография - [3]
Много можно прочесть в пиктографичеком шорилэ! Но, видно, что для этого надо хорошо знать, на какие события может указывать письмо-рисунок. Надо знать обстановку, в которой было написано шорилэ.
Все-таки не настоящее
Да, настоящее письмо понятно без подсказки обстановки, обстоятельств. Пиктография — на пути к письму, но полноценным письмом ее не назовешь. Поэтому она широко используется на тех ступенях культуры, когда буквенное письмо еще неизвестно.
И используется в узком кругу людей. Среди тех, кто на четверть прочтет, на три четверти догадается. А если она адресована кому-либо за пределами узкого круга родственников или соплеменников, то надо такую пиктограмму нести к адресату и самому ее читать и объяснять.
Индейские племена отправили обращение американскому президенту, вот такое:
Понимается эта пиктограмма так: «Племена журавля, трех куниц, медведя, морского человека и морского кота поручили в едином порыве (это изображено линиями, соединяющими все фигуры) сердец главе племени журавля обратиться с просьбой к президенту о разрешении им переселиться в область озер». Послы индейских племен разъяснили президенту содержание послания. А сам-то он, наверное, не понял бы.
Зачем же нужна тогда пиктограмма? Пускай бы послы сказали ему на словах!.. Нет, пиктограмма нужна: она — документ. А то где бы президент поставил свою резолюцию?
Пиктография торжествует
Казалось бы, пиктография обречена на смерть. Буквенное письмо ее повсюду вытеснило. И вдруг во всех многолюдных городах — возрождение пиктографии! Ее расцвет! Ее торжество! Возьмите дорожные знаки:
Последний знак не для Москвы: он висит на одной сибирской дороге.
Все это настоящие пиктограммы. Условный рисунок, который не связан ни с каким языком. Глядя на него, и русский, и грузин, и казах, и француз, и чех, и суданец поймут одно и то же. И на каждом языке значение дорожного знака можно передать разными словами. Например, знак «Въезд запрещен» (его попросту называют кирпичом). Его словесно можно так перевести: «Стоп!», или: «Поворачивай назад!», или: «Проезд закрыт!», или «Куда едешь? Не пущу!» А для француза этот знак имеет другие, французские словесные истолкования. Для финна — опять свои, и тоже можно перевести разными словами.
Значит, это на самом деле пиктограмма: это рисунок, включающий условность, не связанный с определенным языком, потому что он не связан с определенным словом.
Спорт и пиктограмма
На международных спортивных соревнованиях — в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Алма-Ате — бывают люди из разных стран. И для них вывешивают такие знаки:
Видите знак — и понимаете: здесь — состязание по пятиборью или по гимнастике. А если знак со стрелкой — значит: во-о-он там пятиборье или гимнастика.
Ложки-вилки
А на улицах Москвы появились во множестве такие знаки:
Зачем нужны такие знаки?
В Москву приехало много туристов из разных стран. Они говорят на множестве разных языков. Сделать вывески сразу на всех языках невозможно. Выручила пиктография.
Ее недостатки несущественны
Почему пиктография так привольно обосновалась на улицах городов? Бесспорное ее достоинство — она понятна для всяко-язычных людей. А современный город вмещает много языков: много туристов, дипломаты, представители заграничных фирм, деятели культуры из дальних стран, студенты отовсюду, участники международных конференций… Надо заботиться о тех, кто не прочтет русскую вывеску.
Позаботится о них пиктограмма.
А ее недостаток (непонятна без обстановки) здесь не играет существенной роли. Увидел прохожий скрещенные вилку и ложку… Не столовая ли? — мелькнула мысль. Зашел и убедился: столовая. Обстоятельства ведь тут же, на месте. И помогают понять пиктограмму.
Так пиктограмма из зарубок и рисунков охотников и оленеводов стала жительницей машинного, вихревого города XX века.
По обед
У многих москвичей объединились те и эти знаки: спортивные и ложки-вилки. И те, и другие в большом количестве появляются во время спортивных соревнований.
А вот смешной рисунок:
Дядя с судками отправился по обед; на лыжах припустился с трамплина. Спортсмен!
Пришел Полупшённый
Мой сосед Иван Семенович Полупшённый — очень требовательный и настойчивый. Пришел ко мне, сел в кресло и говорит:
— Ты что-то пишешь. Советуйся со мной. Ведь ты многого можешь не знать, и я тебе буду помогать; надо ведь направлять твою мысль. Тем более что мы соседи.
Я говорю:
— Вот какая неясность, Иван Семеныч. Я про пиктограмму думаю. В одних книжках написано, что пиктограмма всегда должна быть наглядной, она рисует предмет…
— Конечно. Как же иначе? Тут сомнений нет, — решительно сказал Полупшённый.
— А в других книжках сказано, что у пиктограммы важно другое. Она не связана с определенным словом, ее можно прочесть по-разному.
— Именно так! Сознайся, что это убедительно! — воскликнул Полупшённый.
— А как же быть: знак «Проезда нет!» — из окна виден… Во-он там… Кирпич в красном круге. Пиктограмма или нет?
— Ты этот вопрос ставишь верно! Теперь ты на него должен ответить! Это главное!
— То-то и оно. Кирпич не изображает никакой преграды. Наглядности нет. Вроде бы и не пиктограмма. Но какой смысл у этого знака?
Я знаю, что многие из моих читателей плохо относятся к орфографии. Ее требования, конечно, исполняют беспрекословно, но не любят нашу орфографию, не гордятся ею; нет благодарности к тому ценному, что она дарит нам. Любить орфографию, гордиться ею? Возможно ли это? И, главное, за что любить и чем гордиться? Мне бы хотелось в этой книжке рассказать, почему русская орфография достойна уважения и даже благодарности, несмотря на все ее недостатки. Недостатки есть, даже немало — и все-таки она хорошая! Вот я и буду спорить с теми, кто не ценит высоких достоинств нашего письма, буду стараться их переубедить.
Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.
Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.