Занимательная медицина. Средние века - [17]

А то, что Парацельс писал свои труды на немецком языке, – это не что иное, как выражение явного его протеста против преклонения всякого перед книжными авторитетами.

И уж никак нельзя ставить Парацельса, в этом плане, в один ряд с современным ему французом Амбруазом Паре, о котором мы также будем вести более или менее обстоятельный разговор, который также писал все свои сочинения не на латинском языке, но на родном для него французском.

Паре действительно довольно плохо мог знать латынь, поскольку родился он в бедной крестьянской семье и, естественно, не мог перенять латынь от своего отца. Не было в его распоряжении также обширной отцовской библиотеки, наполненной старинными врачебными текстами.

Латинские слова мальчишка Паре мог слышать только во время церковной службы. Да и впоследствии французу никогда не выпадало возможностей для настоящей, систематической учебы…

Иное дело Парацельс.

Представление о работе врача, первичные навыки в этой профессии, – все это также, наверняка, было связано у него с именем его отца.

Зато усовершенствованием всего перечисленного, вернее – систематизацией всего изученного, – Парацельс обязан был, главным образом, все той же отцовской библиотеке, несмотря на его упорные заявления, будто бы он в течение многих лет даже не раскрывал никакой абсолютно книги. Будто бы до всего дошел он благодаря своей сообразительности, настойчивости, путем расспросов встречавшихся ему на пути многочисленных цирюльников, гадалок, повитух. Даже путем расспросов слишком заносчивых муниципальных палачей.

Как бы там ни было, обладая великолепной памятью (и с ней – то не справился бы он с какой-то ничтожной латынью?) – Парацельс сделался непревзойденным целителем, алхимиком, философом. Он создал свою медицинскую теорию, соединив, или сблизив, химию с медициной, пересмотрев при этом ненадежное, по его мнению, учение о лекарствах, идущее еще от поверженного им Галена.

Кстати, именно ему, Парацельсу, принадлежит и сам термин «галеновы препараты».

Но…

Чего не бывает только на свете?

Сам же Парацельс окончательно пришел к заключению, что все болезни неразрывно связаны с нарушением химических реакций в живом организме.

Все эти знания и способности, однако, нисколько не облагородили внешний облик Парацельса. Он по-прежнему никогда не следил за собственной внешностью, за своей одеждой, за своим поведением и манерой выражаться на публике.

Конечно, ученый мир, как мог, сторонился и опасался его, а то и – откровенно ненавидел в нем столь слишком «неправильного» врача.

После описанного нами базельского демарша, возмутителю спокойствия пришлось оставить этот город вместе с его университетом и столь желанной ему профессорской кафедрой.

Парацельс долго скитался по Европе, пытаясь найти для себя какую-нибудь, более или менее сносную работу, одновременно совершенствуя и шлифуя свою оригинальную теорию. Он заявлял, что любое вещество в природе легко может стать как лекарством, так и ядом, что в каждом отдельном случае все зависит только от выбора дозы применяемого врачом лекарства…

Подобный образ жизни очень рано подорвал здоровье этого революционера в области медицины, врача и чернокнижника, химика и алхимика, – все одновременно.

Парацельс скончался на сорок восьмом году своей жизни в веселом австрийском городке Зальцбурге.

От него остался лишь серебряный кубок, металл которого, якобы, был получен им путем каких-то таинственных алхимических реакций. Этот кубок доныне хранится в одном из старинных швейцарских монастырей, стены которого помнят голос и облик великого медицинского бунтаря.

А еще, и это самое главное, – Парацельс оставил миру свои удивительные сочинения, которые были изданы уже после смерти его, лишь в 1589 году, и которые обессмертили его имя, в первую очередь, – как творца самобытной медицинской теории.

Глава 4. Везалий, или взорванная и вновь возрожденная анатомия

Как затмевает луна по ночам все прочие звезды

Братним светом, когда заливает она,

Так, и без труда, превосходит все прочие книги, —

Везалия бессмертное имя.

Павел Эбер, современник Везалия

Парацельс все еще скитался по странам Западной Европы, на все лады проклиная врачей, которые слепо преклоняются перед Галеном. Гален же, как он постоянно настаивал, – попросту извратил великолепные начала стройного Гиппократова учения. Поскольку механически соединил их с идеалистическими представлениями Платона, чьи воззрения мало подходили для конкретной дисциплины – медицины.

А для закоснелой медицинской доктрины уже зрела новая угроза. Быть может, была она не настолько дерзкой, как ученая «заумь» Парацельса. Но выглядела она еще более откровенной, в конечном счете – революционной.

Не успели еще светила медицинской науки облегченно вздохнуть, заслышав, что Парацельс скончался (1541), как вскоре, причем – в том же Базеле, в 1543 году, вышло богато иллюстрированное сочинение, озаглавленное «Семь книг о строении человеческого тела»!

Автором данного семикнижия оказался уже хорошо известный в медицинской науке двадцатидевятилетний врач Андреас Везалий, профессор знаменитого Падуанского университета…