Замыкание времени - [5]

Своей парадоксальностью томим,

Как пальма у полярного болота,

Как Петр с ключом — и адовы ворота...

Простившись с ним, мы многое простим,

И сон его гнилой не потревожим,

Но быть его рабами мы не можем,

Иначе всех проглотит «Третий Рим».

3

Иначе всех проглотит «Третий Рим»,

А мы, кто только будущим богаты,

Навек замолкнем, вдоль дорог распяты,

Иль под молитвы на кострах сгорим.

А уцелеют серые, как дым,

Казенные бетонные догматы,

Бумажные цветы да казематы,

Да некий свет, обещанный слепым...

Не зря по Праге скрежетал металл:

Он всех, кто не оглох, предупреждал

О приближеньи времени такого,

Когда опять под триумфальный звон

Рабы рабов обрубят цепь времен,

И память не сумеет влиться в слово.

4

И память не сумеет влиться в слово

У тех, кому прозренье не дано,

Кто прошлого туманное окно

Сменить на мир бескрайний не готовы,

Кому звучанье языка иного

Немыслимо, враждебно и темно —

Тот золотит картонные оковы,

И уксус принимает за вино.

А нам, презревшим тесные берлоги,

Понятны и близки любые боги,

Любые листья на любом стволе.

В Стамбуле турком быть, в Афинах — греком,

Не быть никем. Быть просто человеком.

Мы всюду дома, только б на Земле.

5

Мы всюду дома. Только б на земле

Вновь идолов живых не наплодили,

Чтоб нас заставить кланяться горилле

И втихаря летать на помеле.

Нет, лучше в честном кожаном седле

Провековать, глотая тучи пыли...

А те, кто лбы об стену не разбили —

Пусть дышут, если дышится в петле.

Похлебка есть для каждого раба:

В ней — долг и честь, в ней — вера и судьба...

Она, по счастью, мало нам знакома,

Но и понюхав — не избыть стыда!

А потому — дай Бог, чтоб никогда

Нам не грозил цепями призрак дома.

6

Нам не грозил цепями призрак дома

Не потому, что нет его для нас,

А потому, что вдруг, в какой-то час

Чужое можно предпочесть родному.

Ведь не равна одна страница тому,

И перечитывай хоть в сотый раз —

Нет больше пищи для ума и глаз,

Одно лишь утешенье, что знакома.

Прав был Улисс и жалок был Эней:

Я верую в сожженье кораблей!

Пусть мачты вспыхивают, как солома,

Пока леса растут и есть топор —

Мы всё плывем, благословя простор,

И верою в самих себя ведомы.

7

И верою в самих себя ведомы,

Мечтая, не идем в рабы к мечте.

Смысл жизни, обретенный в пустоте,

Не уложить в простые аксиомы.

Любым векам и странам мы знакомы:

Живет апокриф странный на листе

Старинного пергаментного тома,

И кто-нибудь, открыв страницы те,

Прочтет о серых ангелах преданье:

Мы — не жрецы, не жертвы для закланья,

Мы навсегда верны одной Земле.

Рай нас отверг, и серный ад не принял.

Мы — средь людей. Отвеку и поныне

Ни свету мы не отданы, ни мгле.

8

Ни свету мы ни отданы, ни мгле,

И под аркан не подставляем шею.

Умеем все терять, и не жалеем,

Хоть втайне и мечтаем о тепле.

Но соль морей не сохнет на весле:

Ветра по расписанию не веют,

Отечества пророки не имеют,

И птица не завидует пчеле.

Omnia mea — мысли, краски, звуки,

Да женские ласкающие руки —

Иных от жизни нам не надо благ,

И суета сует так мало значит!

Пускай свистят нам вслед, пускай судачат,

Пускай рядят хоть в шутовской колпак!

9

Пускай рядят хоть в шутовской колпак —

Мы сами балагану знаем цену:

Скрипучую раскрашенную сцену

Преображаем, как бездумный маг,

В минутный храм поэтов и бродяг,

И озорство предпочитаем плену.

Ну, конура, вынюхивай измену!

(Язык от лая — на бок, словно флаг)

А лицедей, творец бродячих истин,

Приманчив для тебя и — ненавистен,

Но что волкам до суетных дворняг?

Пусть лижут цепь! Мы не разделим с ними

Наш тайный тост под звездами немыми:

Пророк, а не беглец — наш каждый шаг.

10

Пророк, а не беглец наш каждый шаг,

Но песнь Лилит не хочет слышать Ева.

И все же сохранится тень напева

В крови столетий, и в пыли бумаг.

Но если даже будет все не так,

И заглушит бамбук следы посева,

И мирный птичник задрожит от гнева,

И злой осокой обернется злак,

Проснется месть порубленных садов,

Леса придут на место городов,

И красные от кирпича потоки

Съедят металл — что ж, значит — новый круг...

Одно не дай нам Бог увидеть вдруг:

Что под ногой — пустыни сон глубокий...

11

Что под ногой? Пустыни сон глубокий?

Барханов рыжих золотое зло?

Нет, просто море в полдень принесло

На гребнях волн мираж тысячеокий:

И вовсе не песок сжигает щеки,

А первый снег (его слегка мело)

...Ночная скачка в Царское Село

Ломилась в ненаписанные строки,

И липы облетали, и была

Ночь та, что серебрила купола

В последний раз... Но промолчав об этом,

Мы с нею не простились... А потом

Шуршала под дамокловым рассветом

Листва, присоленная ноябрем.

12

Листва, присоленная ноябрем,

Должна б не сниться в шорохе магнолий!

Так ванты, заскрипевшие от соли,

Едва ль кому напомнят старый дом!

Кто ложь назвал тоскою о былом?

Кто придал ей и вид и привкус боли?

Кому настолько душу измололи,

Что уместился в ней один Содом?

Но — клином свет! Но — все живое мимо

Прибой Атлантики и камни Рима...

И — день за днем, пока не рухнет гром

Последний над содомскими стенами.

Он нами предугадан, призван нами!

Все в разум свой мы с жадностью вберем!

13

Все в разум свой мы с жадностью вберем:

Опаловых закатов наважденье,

Полярный отсвет и миров рожденье,

И тихий голос хвои под дождем,

И все слова на языке людском —

Шамана ли камчатского моленье,

Или гриотов сенегальских пенье,

Строку Сафо и Джойса толстый том...