Замужем за Буддой - [81]

Буквально на днях я отнесла ей шелк для нескольких облегающих ципао. Теперь мне хотелось уточнить мерки. Нужно было расширить платья в груди, на талии и на бедрах.

Портниха поинтересовалась, насколько больше. И я вдруг растерялась.

— Ну, просто побольше… — ответила я. А про себя подумала: если тревога окажется ложной, я все равно смогу носить эти ципао, просто они будут чуть просторнее, чем обычно. Портниха записала новые размеры.

Мне нравилось, что она ведет себя спокойно и сдержанно. Эта женщина никогда не задавала клиенткам лишних вопросов. Даже когда в ее мастерской появлялись знаменитости с телевидения, она оставалась невозмутимой, педантично снимала мерки и шила одежду, демонстрируя высочайший профессионализм. Ручаюсь, ей не раз приходилось сталкиваться с ситуациями, когда на очередной примерке у какой-нибудь из давнишних клиенток, представительниц шоу-бизнеса, размер груди вдруг оказывался почти вдвое больше прежнего. Но она, не подавая вида, снимала новые мерки и ни разу не позволила себе ни слова на щекотливую тему.

Такова была моя шанхайская портниха.

Прошло уже несколько дней, а месячные так и не начались. Каждый час я бегала в туалет и проверяла, нет ли крови.

И наконец позвонила Сиэр и обреченно, по-змеиному прошипела:

— Поехали в больницу.

— Буду у тебя через двадцать минут! — решительно произнесла она.

В больнице, где тошнотворно пахло дезинфицирующими средствами, было полно людей с мрачными лицами. Плечом к плечу, плотными потоками они входили и выходили. Все напоминало о том, что в этой стране численность населения почти 1,3 миллиарда человек. Правда, неоспоримое преимущество китайских больниц — дешевизна медицинского обслуживания. Я истратила всего полдоллара на регистрацию и еще столько же — на маленький пластмассовый стаканчик.

Я попросила Сиэр подержать мою сумочку и пиджак, а сама пошла в туалет и помочилась в стаканчик; моча при этом попала и на руки. Пришлось их помыть.

Я взяла стаканчик с мочой и вышла в коридор. Проходившие мимо мужчины с любопытством посмотрели на меня. Сиэр дала мне газету, чтобы я прикрыла ею стаканчик.

— Сил моих больше нет! Чувствую себя просто омерзительно! — простонала я.

— Ты сама захотела сюда приехать. Я говорила, что в аптеке можно купить тест на беременность, — упрекнула меня Сиэр. На ней была не по сезону теплая куртка с меховой оторочкой по капюшону в эскимосском стиле и сапоги с такой же отделкой. Мы напоминали топ-моделей, случайно попавших в лагерь для беженцев. Окружающие с любопытством глазели на Сиэр.

— Я хочу знать наверняка, — объяснила я ей. — Тесты не дают стопроцентного результата. Стараясь не расплескать содержимое стаканчика, я отнесла его к окошечку лаборатории.

Результатов нужно было ждать три минуты.

Я стояла у лабораторного окошка, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Эти злосчастные три минуты показались мне вечностью. Сиэр ободряюще улыбнулась, взяла мою потную руку и засунула ее в карман своей меховой куртки. Я была рада положить голову ей на плечо.

— Ты выглядишь такой беспомощной. И очень женственная, — прошептала Сиэр мне на ухо.

И вот наконец результат: я беременна!

Сиэр завопила что было сил. Я молча наблюдала за ней в полной прострации.

На пороге больницы я отказалась от предложения Сиэр подвезти меня до дома — сказала, что хочу прогуляться.

— Ладно, ступай. Вечером я тебе позвоню, — напутствовала меня Сиэр, улыбнулась и умчалась прочь в облаке выхлопных газов.

Я шла по улице и старалась дышать как можно глубже. Пока в моей фигуре не было видно никаких изменений. Но я чувствовала, что внутри меня все постепенно менялось. Это были пока малозаметные, но очень важные изменения, способные направить мою жизнь в совершенно другое русло.

Меня захлестнули противоречивые чувства: то мне хотелось выть и рыдать, то — смеяться. Я достигла жизненного рубежа, разделившего мое существование надвое, как экватор делит земной шар на северное и южное полушария. И мне казалось, что это событие должно быть «озвучено», не важно как.

Но я не плакала и не смеялась. Я просто медленно брела по улице. И не обращала ни малейшего внимания на шум обтекавшего меня людского и несущегося мимо транспортного потоков. Я шла спокойно и неторопливо, рассеянно глядя по сторонам и ничего не видя.

На одной из улиц, куда я повернула, был пожар. Люди в ужасе выбегали из охваченного пламенем и дымом старого здания. Кто-то кричал: «Пожар! Пожар!», и неожиданно языки пламени взметнулись высоко в небо. Огонь разгорался, толпа встревоженно гудела.

Я остановилась на противоположной стороне улицы и как загипнотизированная смотрела на объятый пламенем дом. Здание пошатнулось. Казалось, оно вот-вот рухнет.

Неожиданно я задрожала всем телом в порыве сильнейших, доселе неизведанных чувств. И вдруг заплакала навзрыд, медленно оседая на плиты тротуара.

Сквозь пелену слез, застилавших глаза, я видела, как свирепое пламя почти полностью поглотило дом. В душе всколыхнулись воспоминания и самые сокровенные чувства. Там были разрушение и гибель, здесь — новая, зародившаяся жизнь.

Жизнь идет по кругу, одно время года неизменно сменяет другое. Весной молодая женщина, такая как я, принимает в свое лоно семя будущей жизни, потом чередой проходят лето и осень, пока, наконец, не наступает таинственная и удивительная зима. На ясном, белом челе женщины отражаются воспоминания о былом, а в ее чреве, притаившись и ожидая своего часа, дремлет семя, прошедшее крещение огнем и кровью…