Замуж за императора. Дневники жены Александра III - [83]

Завтракала наедине с Шервашидзе и была рада снова слушать его рассказ. Приезд князя оказался лучшим лекарством и весьма меня взбодрил. Я сказала, что сегодня впервые за долгое время снова засмеялась, чем он остался весьма доволен и заявил: Non, vraiment vous etes contente de me revoir? (Вы действительно очень рады вновь видеть меня? – франц.) Он еще раз зашел ко мне после обеда, но, к сожалению, на следующий день его свалила простуда, так что мне не удалось повидать его – распрекрасные обстоятельства моего существования не позволяют мне выходить. Я становлюсь все мрачнее и мрачнее из-за отсутствия известий от моих дорогих, тоска овладевает мною. Отправленные мною телеграммы возвращаются обратно. Нас третируют так, как только вообще возможно. На тех немногих письмах, которые до меня доходят, вычеркивают титул и вставляют «Романовой», что меня только смешит.

17 октября. [Вторник.]

Написала письмо Вальдемару, сомневаюсь, правда, что оно когда-нибудь дойдет до него. К[нязь] Юсупов навестил меня, привез фрукты. Он всегда так доброжелателен. К моей несказанной, но и тоскливой радости, наконец-то получила первое письмо от моего бедного ангела Ники из Тобольска с описанием их отъезда из Царского при жутких обстоятельствах той ночью и т. п. Все происходило в глубокой тайне. Дом в Тобольске даже не был подготовлен к их приезду, и им целую неделю пришлось прожить на пароходе на реке. Когда же дом наконец привели в порядок, Ники с детьми шел к нему пешком через весь город, а она следовала за ними в дрожках – прекрасное обращение! Как все это жестоко и возмутительно, подумать только, они находятся в заключении там, а я – здесь! Шервашидзе все еще простужен, не выходит.

18 октября. Среда.

Сегодня несчастного Никиту постигло великое горе: его любимая собачка попала под колеса автомобиля Феликса прямо перед моими окнами, так что я видела все и в ужасе наблюдала, как он взял ее на руки и бросился с нею домой, бедный мальчик! Генерал Комстадиус, который жил здесь неподалеку, долго и тяжело болел, а его супруга, направлявшаяся сюда из своего поместья, с последней станции телеграфировала, что через несколько часов будет рядом с ним. Это известие его так разволновало, что он в одночасье умер и по прибытии она уже не застала его в живых, бедняжка Ксения позднее навестила ее. Печальная история. Уже завтра она повезет гроб в поместье в своем конном экипаже, в котором приехала сюда, – в наше время это единственный способ передвижения по стране. День прошел таким же чередом, как и другие. У всех остальных наших все же чуть больше свободы, они могут съездить в Ялту. Утром все дети, как всегда, навестили меня. Ксения изредка завтракает у меня с кем-нибудь из своих, но чаще бывает к чаю в 4 ½ пополудни.

Юсуповы в Ай-Тодоре

20 октября. [Пятница.]

В этот день вечной скорби [день смерти Александра III] отслужили панихиду, на ней присутствовали только дети. Я побеседовала недолго с милым стариком священником, которого очень люблю. Потом я ушла к себе в спальню – в этот день я предпочитаю остаться наедине с мучительными воспоминаниями о том жестоком дне, события которого так отчетливо стоят у меня перед глазами! Мой дорогой Шервашидзе появился впервые после простуды, остался к завтраку. Он побывал в Ялте.

21 октября. [Суббота.]

Долгоруков уехал в Петербург, заходил попрощаться. Молодой студент Таль, которого приютили медсестры Веры, отправился в горы и пропал. Его повсюду искали, но он так и не вернулся. Каждый вечер у меня Шервашидзе, кроме него – Апрак[сина], иногда – Зина, и всякий раз у него находится какое-нибудь веселое замечание, способное рассмешить нас. Он больше других может ободрить меня, с ним я могу говорить обо всем. Все более тревожные и грозные вести приходят из Петербурга. Верховский, занимавший пост военного ми[нистра], ушел в отставку, он, впрочем, на эту должность не слишком-то годился. Газеты полны сообщений о самом ужасном, что только можно себе представить. Повсюду царит анархия, и никто ничего не делает, чтобы этому помешать. Говорят, нынешнее правительство низложено.

26 октября. Четверг.

Нас снова отрезали от окружающего мира, запретив кому бы то ни было приезжать сюда. Прелестно! К[нязь] Шервашидзе был в Симеизе, а по возвращении предложил мне спрятать все мои бумаги и вещи, отчего я, разумеется, пришла в ярость, хотя и понимаю, что он опасается нового вторжения.

27 октября. [Пятница.]

Слухи подтвердились. Большевики свергли правительство и арестовали его, так что вся власть теперь у них. Избрано 14 большевиков, среди них: Ленин, Зиновьев, Троцкий и др[угие]. Все они евреи под вымышленными именами. Мы не получаем ни писем, ни газет. Ленина германцы перевезли в Россию в пломбированном вагоне. Какая подлость, какой блестящий спектакль они разыграли, эти негодяи…

28 октября. [Суббота.]

До нас дошли слухи, что все министры арестованы и пешком препровождены в крепость, где и находятся в заключении. Лишь первый [министр] избежал этой участи. Говорят, он, Керенский, уехал в Псков, назначил сам себя Верховным главнокомандующим и сейчас вместе со своей Красной Армией идет на Петербург и уже взял Гатчину. Какая ужасная смута! В первый раз за долгое время посидела на солнышке на своем балконе, поскольку погода была прекрасная, 16 гр[адусов] тепла. В Ялте атмосфера напряженная, но все настроены против большевиков.