Замурованное поколение - [21]

— Я никогда не состарюсь, Алехо. И ты тоже.

Мы смотрим и смотрим друг на друга…

II

Под вечер, прикинув, не слишком ли будут загружены часы приема, что редко бывает в конце недели, ведь перспектива воскресного отдыха поднимает тонус у многих ипохондриков, я позвонил Марии Кларе, и, когда пришел, ужин уже был на столе. Разумеется, сама она его не стряпала: в подобных случаях, впрочем довольно редких, она заказывает что-нибудь в ресторане на углу. Расход для нее неважен, она всегда была склонна к расточительности, да и, с другой стороны, сумма, которую я выделял ей, вполне это позволяла.

— Ты останешься на всю ночь? — спросила она.

— Нет, часов до одиннадцати-двенадцати.

Жене я тоже позвонил и сказал, что лучше не ждать меня к ужину, потому что у меня консультация за городом и вернусь я очень поздно. Такие отговорки всегда неприятны, не люблю лгать, но надо же было как-то скрыть от жены существование Марии Клары, как раньше приходилось скрывать от нее существование других девиц, которых я, быть может, и не искал бы, если бы она сама косвенно не побуждала к этому. Физическая близость никогда не привлекала мою жену, и хотя мы и спали в одной постели, супружеских отношений по молчаливому согласию давно не поддерживали. Смолоду она была видной, привлекательной девушкой, и за все время, пока я ухаживал за ней, у меня не было повода заподозрить ее в холодности. После свадьбы это открытие явилось для меня неприятной неожиданностью, но поначалу я довольно самонадеянно решил, что мой пыл пробудит ее дремлющий темперамент. Но нет: Бернардина так и осталась одной из тех женщин, по-моему весьма редких, которые прекрасно обходятся без мужчины и для которых любовь — это исключительно нежные чувства, без примеси вожделения, хотя и им доступно некоторое неосознанное сладострастие.

Вот почему я был вынужден искать на стороне то, чего не находил дома, тот отклик, без которого обойтись не мог, но я ничего не отнимал у Бернардины, так как, признаюсь, никогда не испытывал подлинного уважения к этим трем женщинам: сперва к Лоле и Марте, а потом к Марии Кларе — оттого, что они, каждая на свой манер, сделали любовь своей профессией, а я только обеспечил себе исключительное право на них. «Исключительное», пожалуй, слишком сильно сказано, ибо первые две не соблюдали условий договора, хотя частично, пожалуй, виноват был я сам: выбрал слишком уж молодых и, понятно, иногда кровь вскипала у них в неподходящую минуту. Но, даже понимая подобные вещи, согласиться с ними я не мог: меня всегда это отталкивало.

В Марии Кларе я, кажется, нашел нечто более постоянное и надежное. Начнем с того, что ей шел тридцать второй год и ко многим вещам она уже утратила всякое любопытство — знала, что ни от кого ничего нового не получит. Для нее плотская любовь превратилась — если оставить в стороне материальные соображения — в здоровое и приятное занятие, которому она предавалась регулярно, не выдумывая никаких сложностей в отношениях, но все же не без увлеченности, не без трепета — иначе игра не стоила бы свеч. Мы прекрасно устраивали друг друга.

Пока мы ужинали в небольшой комнатке, служившей и столовой, и гостиной, так как квартира была маленькая — и не из-за моей жадности, а из-за того, что она сама не любила слишком больших квартир, ведь они требуют служанки или хотя бы приходящей прислуги, — я рассказал Марии Кларе об Алехо и его фотографиях. Разумеется, не стал распространяться о фотографии убитого, имени которого я не упомянул, а говорил только о снимках девушки. Не то чтоб я не доверял Марии Кларе. Мы были знакомы уже три с половиной года, и я знал ее как особу не болтливую и даже как хорошую советчицу, ведь продажная любовь не составляет прерогативу примитивных, умственно отсталых женщин, как полагают некоторые. Наоборот, Мария Клара обладала врожденным благородством манер и таким пониманием многих вещей, которому позавидовали бы и честные женщины более высокого положения. Стало быть, я знал, что могу рассчитывать на ее благоразумие и что секреты, поверенные Марии Кларе, не будут разглашены, но, несмотря на это, не мог забыть, что она не член нашей семьи и союз наш не будет продолжаться всю жизнь. Поэтому я соблюдал известную осторожность в этом весьма деликатном деле, даже та помощь, которой я от нее хотел, не обязывала раскрываться перед ней до конца. Достаточно было поговорить о фотографиях незнакомки, что я и сделал.

— Грязные фотографии? — переспросила она, оставляя бокал, из которого потягивала пенедесский кларет. — Что ты этим хочешь сказать?

Я объяснил ей, что имел в виду, и описал кое-какие детали, изображенные на фотографиях. Но она, казалось, не обратила особого внимания на мои слова.

— Судя по тому, что ты говоришь, они не должны сильно отличаться от тех, которые публикуются во многих журналах, особенно в киножурналах.

Мария Клара была большая любительница подобных изданий, и у нее всегда имелась пачка еженедельных журналов со всевозможными сплетнями из области десятого искусства. Она даже встала из-за стола и принесла несколько экземпляров.

— Посмотри…