Заморок - [35]

Буфет в такой день не работал буфетом. Просто наливали, кто просил, чай. За чай деньги не брали. Было масло, колбаса вареная была, и яйца вареные были тоже. Коржики и подобное. Ситро и лимонад. А еды не было.

Для праздничного дня все ходили не в халатах, а одетые как положено праздничному дню.

И как раз так получилось, что утром по радио сказали, что настало время менять деньги, что завтра откроют сберкассы и будут. Конечно, люди про это уже давно знали, а все-таки волнение есть волнение. Это ж деньги.

Про обмен людям объявили уже давно. Считай после майских в прошлом году. Я тогда ж еще работала на лозовой.

Конечно, на лозовой собрали весь-весь коллектив, чтоб рассказать все-все вопросы.

Люди волновались, потому что после войны уже один раз меняли. Получилось, что опять. Деньги меняли так, что у денег делали минус на нули. Людям надо было успеть поменять свое за три месяца с января месяца. Меняй сколько хочешь.

Обещалось, что если человек дасть десять, человеку дадут один. Так и цены сделают другие. Про сберкнижки было сказано, что сколько у человека лежит, так будет у человека столько же, только другое. Говорилось, что по виду бумажки будут меньше в длину и широту.

Некоторые начали спрашивать, будет сделан учет или не будет, кто сколько меняет, будут или не будут узнавать, где у человека взялись деньги. Людям твердо обещалось, что наше государство никого не обидит. Ты только приди и честно свое отдай.

В коллективе начали обсуждать. Спрашивали, у кого сколько есть. Некоторые говорили, что сколько, а все ихнее. Пускай. Иголку в мешке не запрячешь.

Я сказала, что у меня ничего нет.

По правде, я наметила поменять с схованки, а пока что купить из нужного.

Допустим, подумала про такое я не одна. Другие люди получились не дурней меня. Пускай. Я не мещанка.

Я купила чемодан с уголками. Были два цвета — черный и детский. Я купила детский. Я подумала, что черный — это больше для мужчин.

Чемодан был хороший, крепкий, хоть называется с «пульман-картона», Латвийская ССР, город Рига, комбинат «Сомдарис». Допустим, мне денег было сильно жалко. А потом я подумала, что пускай.

А про пульман с картонкой и про другое я узнала с бумажки внутри чемодана. Я такие бумажки люблю и всегда не выкидываю.

С чемодана я подумала, может, у меня фамилия такая — Пульман, от родных родителей. Может, у меня мама и папа тоже с Риги, с Латвийской ССР. Пульман — это ж фамилия для евреев, а красивая.

Я видела картину «Чужая в поселке». Там дело тоже в Латвии. Рыбак Янис привез свою жену. Эту жену поставили директором на рыбный завод. Артмане сначала в коллективе на заводе было плохо, а потом стало хорошо. Я подумала, что мне в коллективе у нас в Доме офицеров сначала было хорошо-хорошо, а потом стало лучше и лучше.

Я про 1 января.

Часов в одиннадцать к нам прибежал Дмитро и сказал, что пришел Дед Мороз с Снегуркой, что сели у Александра Ивановича, что надо понести чай.

Катерина сказала, что так и знала про Деда Мороза, что это знакомые Катерине артисты с нашего драмтеатра — Жученко, он и она.

Катерина сказала, что сейчас пойдет тоже.

Катерина накинула себе на плечи пальто с воротником и пошла. А под пальто у Катерины крепдешиновое платье. Я б тоже могла летнее на себя одеть. Конечно, в летнем у женщины все-все видней. А я не такая. У Катерины пальто дорогое, воротник с каракуля. У Катерины получился мех на голом теле, когда смотреть на шею. Допустим, такое бывает в картинах. Я видела. И у Лолиты Торрес было.

Катерина нарочно. У нас в Доме офицеров хорошо топят, даже жарко. А Катерина — меховый воротник на голое. Пускай.

Катерина с самых дверей крикнула на всех:

— Чай с лимоной! И коржики положите! И на закусить тоже трошки!

Конечно, и положили, и понесли. Я лично и понесла.

А кому было нести? Степан Федорович же сам не понесет, он же не подавальщик. Допустим, Галина б понесла. Нина б понесла тоже. Если б не в такой день, понесли б, хоть и не подавальщицы. А в такой день требуется, первое, чтоб было красиво. Получилось, что понесла я. Тем более я сама вызвалась.

На круглом подносе было так. Чайник с заваркой на литр. Четыре стакана в подстаканниках и с ложками. На одном блюдечке положили порезанный лимон. Степан Федорович весь-весь лимон порезал, тонюсенько-тонюсенько. На другой тарелке положили коржики и пирожные. На еще другой тарелке положили хлеб с маслом и колбасой — тоже Степан Федорович порезал тонюсенько-тонюсенько, как в ресторане.

Мне сильно нравилось смотреть, как Степан Федорович режет — хоть что. Степан Федорович и мясо резал ровнюсенько-ровнюсенко тоже — это когда для бефстроганов, для лангета тоже резал красиво. Степан Федорович меня всегда звал, чтоб я до него подошла. Я просила, чтоб меня звать, что я буду смотреть и так учиться.

Степан Федорович резал большим ножом. Точил сам, и никто-никто этот нож своими руками не трогал. Степан Федорович учил, что нож должен знать одни руки.

Да.

Я как женщина тоже наметила себе знать одни руки.

Я про 1 января.

Я несла поднос — тяжеленный-тяжеленный. А смотрела я не на поднос, а на дорогу. На лозовой я уже смотрела на дорогу, у меня и на лозовой получалось хорошо-хорошо видеть под своими ногами.