Замок зла - [8]

— Погадай же мне, мой мужественный и суровый гость! горячо попросила она.

О, погадай мне на моей ступне! Она — как книга с тайной, мудрой солью! Пусть упоительно, легко и вольно от вещих слов твоих непроизвольных я поплыву, как в молодом вине! Мои огромные зеленые глаза взлетают выше, оставляя тело! Я так смела, как будто бы посмела всех небожителей облобызать!..

— Он пошутил! — отрезал киммериец. — И, клянусь Кромом, кому другому за подобные шутку здорово бы досталось! Глаза же у тебя, если мои собственные мне не изменяют, голубого цвета.

— Но ведь это же стихи, стихи!.. — Томно протянула красавица.

Казалось, она была разочарована, что Конан не захотел раскрывать спрятанных в нем способностей.

— Простите меня, — сказал Шумри. — Это и впрямь неудачная шутка. Ваше чудесное вино ударило мне в голову.

Мой друг замечательно одарен, но ни к поэзии, ни к музыке, ни к ясновидению его способности отношения не имеют.

— Как жаль! — воскликнула Веллия.

Неожиданно для себя немедиец зевнул. Сладкая тяга ко сну подступила незаметно и пропитала веки.

— Прошу простить меня… — пробормотал он.

— О, это мне нужно просить прощения! — прекрасная хозяйка резво поднялась на ноги. — Вы давно устали и мечтаете об отдыхе, я же пристаю к вам с разговорами и стихами, позабыв о долге гостеприимства. Не хотите ли вы уснуть прямо здесь, в саду? В замке душно, здесь же мягкая трава и свежий воздух. Мои цветы, склоняясь над вашими веками, будут навевать самые безмятежные, самые ароматные сны…

Она еще говорила, а Шумри уже погрузился в дрему, послушно склонив голову на траву. Самые ароматные… самые синие… самые… самые… *** Конан лежал на спине, закрыв глаза, положив руки под голову, и грудь его мерно вздымалась. Со стороны могло бы показаться, что он спит, но это было не так. Киммериец думал. Несколько вяло тревожащих его мыслей шевелились под лобной костью, не давая преследовать примеру приятеля и окунуться в безмятежное беспамятство.

Во-первых, отчего Шумри так стремительно заснул, на полуслове, полувзгляде, уткнулся лицом в траву и посапывает, как ребенок? Утром они встали довольно поздно, не было ни погони за зверьем, ни изнурительных переходов, от которых можно было бы устать уже к середине дня. Может быть, его утомили стихи, унылые (на его взгляд) и занудливые? Да нет, Шумри это глупое занятие как раз возбуждало. Это его, Конана, их томные причитания могли бы погрузить в беспробудный сон. Но ему-то как раз спать почти совершенно не хочется…

Во-вторых, эти синие и лиловые цветы колышутся над его лицом, как живые, то и дело прикасаясь ко лбу и щекам мягкими и щекочущими лепестками. Отчего-то они вызывают у него необъяснимую неприязнь. Хорошо хоть он не чувствует их запаха: благодаря купанию в ледяной воде подхватил-таки насморк, чем сейчас даже доволен. Можно представить, какой аромат у этих назойливо-ласковых растений — въедливый, дурманящий, как то вино.

В-третьих… но додумать свою третью тревожную мысль Конан не успел. Чья-то тень упала на его лицо. Он еле заметно приоткрыл веки и сквозь завесу ресниц увидел склонившуюся над ним прекрасную Веллию. "Интересно, чего она хочет? — вяло промелькнуло в его мозгу. Неужели того самого?.. А ему-то, дураку, показалось, что Шумри ей понравился гораздо больше. Вот и хорошо, что приятель его крепко спит, не так ему будет обидно! А ну-ка…" В следующее мгновение киммерийца прошиб холодный пот. Он широко распахнул глаза. Над ним склонялось не красивое женское лицо, но огромная птичья голова с острым и крепким клювом.

— А-а-а!!! — дико заорав, Конан взмахнул руками, отгоняя видение, и сел.

— Что с тобой? — раздался над ним мелодичный голос, полный искренней тревоги.

Веллия — прекрасная женщина с точеными чертами и голубыми глазами, полными сочувствия и испуга, а не жуткая птица — наклонялась над ним.

— Должно быть, приснилось, — пробормотал Конан, вытирая со лба испарину. — Привиделось… что-то кошмарное.

— Это бывает, когда сильно устаешь! — Она провела по его векам прохладными и мягкими подушечками пальцев. — Ты так напугал меня своим криком! Хорошо, что я не успела отойти далеко. Но теперь ты заснешь спокойно, спокойно…

Женщина продолжала легко поглаживать его веки. Киммериец снова откинулся на траву. От нежных прикосновений, от обволакивающего шепота ему в самом деле неудержимо захотелось спать. Сосредоточившись, он поборол в себе это расслабляющееся желание. "Не успела отойти далеко"! Как бы не так! Вовсе она не отходила, но склонилась зачем-то над ним, склонилась низко-низко, а затем… В самом ли деле то был кошмар? Последний раз кошмарный сон Конан видел лет пятнадцать назад, в детстве, когда его трясла жесточайшая лихорадка…

Несмотря на мечущиеся в голове мысли, киммериец старался дышать глубоко и размеренно. Вскоре Веллия перестала шептать и поглаживать ему веки. Но не уходила. Она пристально всматривалась ему в лицо, и из глаз ее перламутрового оттенка, казалось, исходили холодные и настороженные токи.

"Жди, жди, — подумал Конан, продолжая все так же незаметно наблюдать на ней сквозь ресницы. — Вряд ли твоего терпения хватит надолго!" Он не ошибся. Веллия не отличалась большой выдержкой. Внезапно точеные и благородные ее черты исказились, кожа покрылась бурыми перьями, и женское лицо превратилось в голову хищно птицы.