Замок "Мертвая голова" - [16]

– Ну конечно! – Она недовольно улыбнулась. – Разумеется, это правда. Я дала ему веронал, и он отправился спать.

– А вы, мадам? – вежливо спросил Левассер.

– Я?

Нет, она не отличалась сообразительностью. Для ответа на вопрос ей понадобилось много времени. Ее темные глаза расширились и потемнели; бледные губы раскрылись, затем вновь сжались от страха.

– О! – пробормотала Изабель Д'Онэ, продолжая пристально смотреть на Левассера. – Понятно. Нет. Это не я. Но могла быть я. Но я была в постели. Жером всегда настаивает, чтобы я ложилась спать одновременно с ним, чтобы… чтобы сохранить здоровье.

Изабель стояла перед нами, очень бледная и прямая. Издалека она казалась надвигающейся катастрофой. Вдруг на ее слабом, безвольном лице отразилось презрение, и она произнесла тихим, отрешенным голосом:

– Это очень… полезно.

Последние слова были произнесены другим человеком. В ее пристальном взгляде мы увидели полное понимание ситуации. Как это ни алогично, но я подумал о солнце, освещающем английские лужайки, и о закрытом ставнями Брюссельском мавзолее, в который превратился для нее дом Жерома Д'Онэ.

– Вы спали? – невинно спросил Банколен.

– Спала. До тех пор, пока меня не разбудил шум. Тогда я встала, накинула на плечи плед и спустилась вниз. Тело как раз уносили, – твердо заявила женщина. – Полагаю, месье получил ответ?

– Исчерпывающий, мадам. – Левассер слегка кивнул. – Я имею претензии только к вашему мужу.

Д'Онэ повернулся к жене:

– Я спал. И могу это доказать. Но ты… – Он побагровел от ярости. – Господи! Я начинаю сомневаться, стоит ли мне пить веронал на ночь!

Улыбаясь в потолок, Левассер милым тоном произнес:

– Месье – лжец, трус и, вынужден настаивать, незаконный сукин сын!

– Довольно! – рявкнул Банколен. – Месье Д'Онэ, ни в коем случае!.. Стойте, где стоите! Друг Левассер, будьте так любезны, приберегите свои комплименты для другого раза!

– Ах, признаюсь, – Левассер был сама вежливость, – это вполне простительный взрыв раздражения. Я выразился немного эмоциональнее, чем хотел. Но это еще великодушно с моей стороны. Ну, я пойду. – Он встал и взял скрипку. – Вы всегда знаете, где меня можно найти, месье…

Д'Онэ понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться. Банколен по-прежнему был безупречно вежлив, хотя я с большим удовольствием пожал бы руку Левассеру. Женщина больше ничего не сказала. Она стояла, плотно сжав бледные губы и глядя на Д'Онэ так, словно никогда раньше его не видела.

– Могу ли я заметить, – нарушил тишину Банколен, – что человек, поднимавшийся по лестнице, не обязательно был одним из вас? Вы не запираете двери и окна?

– Нет, – проворчал Д'Онэ. – В случае пожара мы…

– Верно. И кто-то, желающий проникнуть в дом незамеченным, зная, что вы спите, мог спокойно пройти через комнату.

В конце концов Д'Онэ, ковыляя, вышел, сославшись на нездоровье и выразив сомнения по поводу умственной адекватности Левассера. Это было обманом и звучало не вполне убедительно. Он прорычал приказ жене, и красный халат выплыл через раздвижные двери. Изабель Д'Онэ на мгновение остановилась в дверях и с улыбкой оглядела нас. Она покраснела и казалась почти веселой, а когда на прощание кивнула, у нее даже заблестели глаза. Из бильярдной доносились неясные, жутковатые звуки скрипки…

Когда мы остались одни, Банколен с ликующим видом повернулся ко мне.

– Превосходно, Джефф, превосходно, – сказал он, потирая руки. – Лучше не придумаешь! Левассер заглотил приманку, и это многое прояснит… Пожалуйста, позвоните Гофману. Здесь еще одно…

– Ловушка? Ловушка для виновного?

– Ловушка, – подтвердил Банколен, – ловушка для невиновного… Позвоните, приятель!

Глава 6. Появляется барон фон Арнхайм

Пока мы ждали Гофмана, Банколен нетерпеливо расхаживал по комнате. Он пребывал в дурном настроении, как и недавно, когда руководил действиями собравшихся, хотя они этого и не подозревали. Знаменитый сыщик остановился возле письменного стола в углу комнаты и задумчиво посмотрел на блокнот с промокательной бумагой. Потом сел, пододвинув к себе ручку и бумагу. Я видел, как он что-то пишет крупными печатными буквами, но ни о чем не спрашивал. Вмешиваясь в театральные эффекты Банколена, вы портите ему все удовольствие. Я по собственному горькому опыту знаю, что очень часто этим можно поставить под удар все дело. Я вслушивался в блуждающие, навязчивые звуки скрипки…

Когда вошел Гофман, детектив засунул листок бумаги в конверт, запечатал его, положил во внутренний карман и посмотрел на часы.

– Одиннадцать часов. Когда обычно вы идете отдыхать, Гофман?

– При теперешних обстоятельствах даже не знаю, сэр. Когда мне дают указание, я обхожу дом и запираю дверь.

– Что ж, не буду вас больше эксплуатировать. Но я хочу осмотреть комнаты мистера Элисона… Скажите, он держал камердинера?

– Нет, сэр.

– Хорошо. Одежда и ботинки, в которых вы его нашли… полностью сгорели?

– Да, сэр. Одежда. Ботинки только отчасти.

– Отлично! Полагаю, их не выбросили?

– Думаю, их положили в шкаф, когда сотрудник похоронного бюро…

– Понятно. Пожалуйста, проводите нас туда.

Мы вышли в коридор и снова поднялись наверх. Сквозь дверь в столовую до нас донесся звон бутылок и голос Данстена: