Замочная скважина - [2]

Что теперь?

ОН. Ложитесь на кровать — скоро начнут действовать

Она ложится. Смотрит в потолок. Молчит.

Он садится рядом на стул. Тоже молчит.

ОНА. Зачем тебе это, а?

ОН. Что — это?

ОНА. Ну, чтобы я спала? Ты случайно не того?

ОН (долго не отвечает.) Просто у меня была мечта. Фантазия, если угодно. Давно. В детстве. В лет одиннадцать или двенадцать. Я ходил по улице, видел женщин. Много женщин. Красивых, стройных, толстых, жирных, уродливых, всяких. Я их видел. Смотрел на них. На их ноги. На ровные длинные ноги. На ноги волосатые и толстые. На кривые с шелушащейся кожей. На покрытые варикозными узлами вен. Я жаждал их всех. Всех одновременно. Я смотрел на их груди. Особенно летом, когда на некоторых не было лифчиков. О, лето — это была самая любимая пора для меня. Потому что именно летом мне удавалось увидеть женскую грудь натурально, близко, при свете дня. Это было в очереди за квасом. Я стоял за какой-то девушкой в цветной сорочке. Подошла её очередь, она заказала стакан, потянулась за ним тоненькой беленькой ручкой и — о, чудное мгновенье! — я увидел белый холмик, увенчанный вожделенной розовой плотью, в промежуток между пуговицами. Я как будто опьянел. Внутри меня всё вспыхнуло, загорелось, заплясало… (Замолкает, испуганно смотрит на дверь, шепчет.) Зачем вы убрали туфель?

ОНА (тоже шепотом.) Ты же сказал, что хозяйки нет дома.

ОН (идёт к двери, возвращает башмак на место.) Ну и что. Он должен висеть на дверной ручке — мне так спокойнее.

ОНА. У тебя шизофрения. Параноидальный синдром.

ОН. Нет, я нормальный.

ОНА. Нормальные себя так не ведут.

ОН. Ведут!

ОНА. Не ведут!

ОН. Ведут! Ещё как ведут! Вот зачем вы носите одежду?

ОНА. Для тепла.

ОН. А летом? Почему летом в жару вы не ходите голой?

ОНА.… Чтобы меня не видели. Моего тела, то есть.

ОН. А дома? Дома вы ходите безо всего?

ОНА. Иногда.

ОН. Почему же не всегда?

ОНА (молчит, думает.) Не знаю. Мне неудобно. Кажется, что кто-то может увидеть.

ОН (возносит указательный палец к небу.) Вот! Вот о чём я! Значит, вы тоже параноик!

Снова садится на стул, смотрит на её туфли.

ОНА. Ладно, убедил. Продолжай.

ОН. Что — продолжать?

ОНА. Ну, про свою мечту. Про фантазию или как там её. Про девочку с квасом.

ОН. Ах, да. В общем, в тот день я пошёл за ней. Надеялся на какое-то чудо. Думал, может с ней случится солнечный удар или эпилептический припадок где-нибудь в безлюдном месте. Тогда бы я мог подбежать к ней, сделать вид, что оказываю помощь, а сам бы прикасался к её груди. Проник бы рукой в тот самый промежуток между пуговицами и трогал бы гладкую упругую плоть. Может быть, даже у меня было бы время, чтобы запустить пальчик туда… туда… Ну, вы понимаете?

Она кивает, улыбаясь.

Целых полтора часа, пока я ходил за ней по магазинам, по кулинариям, у меня была эрекция. Мне казалось, что люди видят, как топорщатся у меня штаны, поэтому я держал руки в карманах. Потом она зашла в какой-то подъезд и исчезла. Исчезла навсегда.

ОНА. А ты, наверное, кинулся в кусты и принялся удовлетворять себя. Угадала?

ОН (не обращая внимания.) Нет, я пошёл домой. Я смотрел на людей. Я смотрел на женщин. Она были такие далёкие, такие недосягаемые. А мне так хотелось владеть им! Владеть всеми сразу!!! И тогда я подумал… Нет, это была даже не мысль. Это было озарение. Или прозрение. Я вдруг представил, что если бы все люди в мире уснули. Не умерли, а уснули. Уснули странным летаргическим сном. Тогда я бы мог овладеть любой женщиной, какой только пожелаю. Они бы лежали на улицах, у прилавков, в очередях, в квартирах — везде, а я бы был тем единственным, кому бы они принадлежали. Я был бы их царём. Я был бы их Властелином. Я был бы их Богом.

ОНА (иронично.) Печальная история.

ОН. Вы ничего не поняли.

ОНА. Всё я поняла.

ОН. Не поняли!

ОНА. Ладно, проехали. Зачем тебе бинокль?

ОН. Этот?

ОНА. Этот.

ОН. Этот плохой. Я хочу купить дорогой. Морской.

ОНА. Зачем он тебе?

ОН. Я смотрю в него.

ОНА (смеётся.) Ясно дело — не слушаешь. Куда смотришь?

МОЛЧАНИЕ

ОН. В окна. Напротив нас есть многоэтажный дом и в нём много окон. А в них люди. Они живут там. Умирают. Ругаются и мирятся. Едят, спят, смотрят телевизор. Иногда дерутся. Изменяют друг другу. Играют в карты. Вызывают «скорую». Чешут собак. Смотрят на себя в зеркало. Считают деньги, прячут их в разные места. А я каждый вечер смотрю на них. Выключаю свет и смотрю… Они не знают обо мне, а я сижу здесь и смотрю в бинокль. Они думают, что всё, что они там делают, известно только им. Но есть ещё я. Они не знают, что я существую. А между тем я каждый вечер вторгаюсь в их жизни. Вторгаюсь и живу вместе с ними. Вместе с ними пеку пироги. Вместе с ними размораживаю холодильник. Вместе с ними ложусь в постель. Я почти как БОГ, о котором они ничего не знают и ничего не ведают. Это чем-то похоже на мою детскую мечту. Я владею их жизнями. Как Бог. Как Бог!

Она молча встаёт, берёт бинокль, открывает окно и смотрит.

Он следит за ней странным кошачьим взглядом, втянув голову в плечи. Его руки одновременно трут бёдра ног.

ОНА. Там ничего не видно.

ОН. Видно.

ОНА. Я не вижу.

ОН. Видно! Там жизни, которыми я владею.

ОНА (снова ложится, держит бинокль в руках.)