Замки детства - [3]

Шрифт
Интервал

«Какой приятный ветерок», — заметила Элиза, жена доктора. Она родилась в Рессюдане, в Бруа, и через год после того, как бандит Арнольд раздавил между досок ноги ее отцу, начала мучиться болями в желудке. Просто смешно, до какой степени тут в чести быть дочерью пастора; вот в Риге, мы, уважаемые фабриканты, ездили в коляске по гостям, дома мебель, огромная с витыми колоннами потолки в комнатах по четыре метра, укромное местечко отапливали. «Ох, уж эта старая Анженеза, тоже мне дочь фабриканта», — в свою очередь подумала Элиза; она вышла замуж за доктора со светлой бородкой, не досталось ей мужа получше; однажды в конце сентября доктор Ру{7} явился из дремучих лесов Монт-ля-Виля, где охотился на братьев своих меньших оленей, и вшил ей желудок морской свинки.

«Тебе можно чуть-чуть форельки, капелюшку», — повторял довольный муж. Она поднимала безутешное лицо; раньше в этом краю частый ельник перемежался осинами и буками; на старой поблекшей фотографии у подножья ели неподвижно стояла дама в длинной юбке. Наконец та, которую все ждали, спустилась по широким шатким ступеням крыльца; медная лампа, подвешенная на липе, желтая лампа летних вечеров, тихонько покачивалась на цепочках, и воспоминание о нелепом ситцевом в клетку фартучке брата разрывало сердце. Эмили Фево подмела подолом жемчужно-серого платья опавшие листья на третьей террасе, террасе роз, бессмертников и пионов, и направилась по газону к дому; чем ближе она подходила, тем заметнее становились ужасные черные кудряшки, обрамлявшие квадратные лоб и слишком набеленное лицо; ее отец владел фабрикой в Крезо; она медленно поднялась на террасу к верзилам-деревенщинам; в дни кавалькады в Крезо, они с матерью оставались в коляске и, издали наблюдая всадников, обменивались короткими замечаниями, закрываясь от солнца зонтиками, на которые тонким слоем ложилась черная пыль. «Вы мне только дайте знать», — прошептал Адольф. Он покашлял и, вразвалочку, поглаживая светлую бороду, направился на другой конец террасы, и в этот момент совершенно запыхавшаяся Эмили Фево выплыла на маленькую дорожку, там на обочине росло диковинное для наших краев деревцо, которое дети запомнили навсегда. Низенькая Мари Бембе, уперев руку в бок, наклонялась, разливая гостям бульон, украшенный золотистыми блестками. Пастор попросил разрешения не снимать шотландский колпак. «Да, пожалуйста, пожалуйста», — воскликнула Матильда. Его никто не представлял без колпака; на уроках катехизиса, когда дети приходили в промороженную церковь, он быстро растапливал печку ветками малинника, срезанными осенью. Хворост трещал, огонь горел недолго. Пастор торопливо вскрикивал: «Ну-ка, ты! Кто создал мир?», — а поленья общины брал себе. Он еще в 1910 году внучку выдал замуж за дворянина из Фрибура, потомка генералов, состоявших на службе Франции, бывшего дипломата в Анкаре и пропавшего в тот страшный год, когда Германия, внезапно объединившись с Россией и Японией, обрушилась на Европу. Она, Галсвинта, бальзамин, давно умерла и с тех пор на фоне поблекшего парка опирается, как все ее современницы, о разрушенную колонну; желтая медная лампа запрятана в кладовке на чердаке и лежит в углу, запутавшись в цепочках, неловкая, как ласточка на земле.

«Погода хороша для винограда», — пропищал пастор; он экономно расходовал эмоции, не менял выражения лица и сохранил ничуть почти не изменившуюся розовую детскую мордашку. «Вчера в саду какой-то наглый воробей жрал мой виноград».

«О! О!», — только и вымолвил Адольф, его рука уже лежала на коленке Эмили Фево, увидев низенькую Мари Бембе, спускавшуюся с крыльца с огромным подносом на вытянутых руках. «О! О! голубая форель! Уж вы постарались, дорогая сестрица. Как? Мадам, вы не любите форель?»

Каролин вздохнула.

«Это не из садка форель, речная; посмотрите, порублена топориком на куски, крупная и крапинки у нее ярче, вот». Речная форель само великолепие, предвкушение рая.

«О! прошу простить, господин пастор, я, кажется, посягнул на ваши сферы, на ваши святые сферы», — и Адольф слегка приподнял край соломенной шляпы, к которой приладил носовой платок, чтоб уж наверняка защитить макушку от солнечных лучей, вдруг пробившихся между веток. Анженеза склонили головы, и даже иностранка, жена Вальтера, неприметная эментальская девушка, всегда нервно теребившая шиньон и норовившая встать в дверной проем, как положено при землетрясении.

«Ну, да, я ее люблю, — сказала несколько медлительная Каролин, — а она меня нет».

Доктор поспешил сменить тему и заговорил о Празднике винограда.

«Я считаю, — отчеканила Эмили, — что ваш Праздник винограда в подметки не годится кавалькаде в Крезо{8}

На кавалькаду в Крезо приезжали верхом на лошадях в бархатных попонах все важные горожане, переодетые Карлами Смелыми или Филиппами Прекрасными; Эмили с матерью гордо восседели в коляске, смотрели на проходящий мимо кортеж и издали приветливо махали зонтиками, покрытыми тонким угольным слоем, своему мужу и отцу.

«Правда, — подтвердила старая Анженеза, — кавалькада в Крезо наверняка великолепна!»

В уголках почти уже невидимых губ выступила слюна, Анженеза быстро слизнула ее фиолетовым языком.


Еще от автора Катрин Колом
Духи земли

Мир романа «Духи земли» не выдуман, Катрин Колом описывала то, что видела. Вероятно, она обладала особым зрением, фасеточными глазами с десятками тысяч линз, улавливающими то, что недоступно обычному человеческому глазу: тайное, потустороннее. Колом буднично рассказывает о мертвеце, летающем вдоль коридоров по своим прозрачным делам, о юных покойницах, спускающихся по лестнице за последним стаканом воды, о тринадцатилетнем мальчике с проломленной грудью, сопровождающем гробы на погост. Неуклюжие девственницы спотыкаются на садовых тропинках о единорогов, которых невозможно не заметить.


Чемодан

 Митин журнал #68, 2015.


Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Рекомендуем почитать
Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Пасека

Геннадий Александрович Исиков – известный писатель, член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей, победитель многих литературных конкурсов. Книга «Наследники Дерсу» – одно из лучших произведений автора, не зря отрывок из нее включен в «Хрестоматию для старшего школьного возраста „Мир глазами современных писателей“» в серии «Писатели ХХI века», «Современники и классики». Роман, написанный в лучших традициях советской классической прозы, переносит читателя во времена великой эпохи развитого социализма в нашей стране.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.


И конь проклянет седока

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.