Заметки о России - [51]

Со Стефановичем я был у русского профессора Каченовского, издателя «Вестника Европы»[681]. Это очень образованный и знающий человек, свободно разбирающийся в литературе. Он хороший историк и стилист, соперничающий с Карамзиным, но превосходящий его, без сомнения, своим рассудительным и полным достоинства способом выражения мыслей, тогда как Карамзин напыщен и злоупотребляет пустыми словами и грациозной манерой высказывания. Калайдович обещал выполнять в Москве мои литературные поручения. С профессором Фишером я осмотрел университет. Здание красивое, но библиотека скудновата, книги старые и их меньше, чем в Копенгагенской университетской библиотеке, может быть раз в семь. А обучается там самое большее 300–350 студентов, и это лучший из русских университетов — так как Харьковский в упадке, Казанский недавно хотели закрыть, но император не соблаговолил подписать указ. Тот, что в Або, — шведский, в Дерпте — немецкий, в Вильне — польский, а тот, что в Петербурге, пока не существует, так как проект императором не подписан[682]. В Московском есть собственный медицинский факультет, хотя в городе есть и независимая от него Медико-хирургическая академия, где примерно 200 студентов обучаются у тех же преподавателей, которые составляют медицинский факультет университета. Такая нелепая система является следствием соперничества между влиятельными людьми, которые под именем попечителей и проч. ведут свою игру, пользуясь учебными учреждениями в России.

У Фишера я познакомился с г-ном Эвансом, англичанином, преподающим в университете, он хорошо говорил по-немецки и много занимался философским языкознанием или исследованием того, как понятия связаны и соотносятся со звуками в языках, однако его идеи на этот счет мне не показались ценными. Ссылаясь на одного ученого английского автора, он говорил, что когда слово в некоторой форме выражает несколько слов, то это, собственно, потому, что несколько слов стягиваются вместе. Напр., ibo[683] («I will go[684]»): здесь i значит «идти», b — «намереваюсь» (от βούλομαι), o — «я» (от ἐγώ) и т. п., что можно сравнить с «контрактизмом» Олавия из Груннавика[685]. Я показал ему свои работы и санскритскую грамматику Уилкинса[686] и прямо высказал ему свои сомнения и возражения. Он жаловался на отсутствие людей, с которыми мог бы говорить о подобных вещах.

Я здесь разыскал старика Гейма, знаменитого автора российского лексикона[687], а также художника Вагенера, с его женой и несколькими любезными людьми; я показал мой рисунок гейзера. Меня навестил Фишер, который посмотрел большую часть моих книг.

Мой петербургский фурман посоветовал мне обратиться к другому подрядчику[688] <или фурману> по имени Игорь Игорич, который должен был поехать в Саратов, однако его на месте не было. Но позже другой, по имени Иван Тиханов, человек хитрый, корыстолюбивый и неприятный, договорился со мной о поездке до Астрахани на двух лошадях за 200 рублей. Думаю, что это был тот же, который подвел Стефановича при его отъезде в Киев: они заехали за ним до того, как сами были готовы, и ему пришлось из их квартала поехать обратно в свой квартал и с помощью полиции разыскивать этого человека, привезти обратно вещи и нанять другого. Подрядчик несколько дней меня обманывал, причем сам назначал время, когда прибудет кучер. В конце концов <9 [июля]> я пошел к Фишеру, чтобы с помощью его секретаря, г-на магистра Маслова, подыскать кого-то другого, но в тот же вечер подрядчик появился с паспортом кучера и получил чаевые за свои хлопоты.

Паспорт я тщательно проверил вечером при свече и большую часть скопировал, он был выписан на имя Якова Архирова. Когда подрядчик в семь утра <10-го> появился с моим кучером, мне не показалось, что надо быть бдительным с этим человеком, который назвался этим именем. Он получил отсрочку до часа пополудни, но приехал примерно в половине третьего и отвез меня в свой квартал, где начал неприятные переговоры о дополнительных деньгах на дорожные расходы. Я уже дал 50 рублей ассигнациями (53½)[689] и наотрез отказался, на что он объявил, что не сможет ехать; при посредничестве омерзительного полицейского мы договорились, что я заплачу ему еще 50 рублей после Сарепты, а остальное в Астрахани. Наконец я отправился в путь, когда время приближалось к 7 часам. Дело в том, что подрядчик вытребовал у фурмана 50 рублей за свои хлопоты, так что у того не осталось на что ехать.

<12-е>. При въезде в Коломну выяснилось, что отданный мне паспорт был не его, а брата его жены; я решил документ из своих рук не выпускать и вместе с ним зайти в контору и убедиться, что этот паспорт ему возобновили. <13-е>. Когда я в конторе выразил свое удивление, что на отданном мне паспорте другое имя, мне рассказали, что у фурманов так заведено иногда обмениваться паспортами. Тем временем выяснилось, что его собственный паспорт просрочен, проставленный в нем годичный срок освобождения от сельских работ и проч. истек и что его нельзя возобновить без сделанной до конца этого срока записи казначея[690], в юрисдикции которого находился [мой кучер]. Так что мы направились к нему. Это был очень сердечный человек. Сделав мягкий выговор, он без задержки написал то, что было необходимо, так что в итоге был получен новый и правильный паспорт на Симеона Петрова, как его в действительности звали. Кроме того, ему нужна была новая повозка, так как эта была недостаточно прочной для такой долгой поездки. Эту повозку он должен был сначала сделать: купить колеса, какие-то необходимые части выковать, другие сколотить и т. д.