Заметки на полях - [8]
— Ты так долго, — заметила она.
— Там у тебя так хорошо… Сидел бы и сидел, сидел и сидел…
— Суп на плите.
В ответ на мои выстебы Катя нерешительно пыталась перевести разговор в нормальное русло. Меня это отчасти раздражало, отчасти забавляло. А сейчас ещё и сердце ёкнуло. Ни слова не говоря, я прошёл мимо Кати в кухню и остановился перед газовой плитой. На ней творилось таинство. На конфорке стояла кастрюля. Я потрогал её пальцем — холодная. Только что из холодильника.
— Что такое? — снова растревожилась Катя, увидев слёзы у меня в глазах.
— У тебя нет микроволновки, — прошептал я.
— Микроволновки? — изумилась Катя.
— И ни у кого нет микроволновки… Почему-то. Хотя их изобрели в середине двадцатого века. Пищу можно разогревать на плите!
Я подцепил мизинцем крышку, поднял её и помешал поварёшкой густой суп с картошкой и вермишелью. Супа было много.
— Ты каждый раз ставишь на огонь целую кастрюлю, — говорил я, сам себе напоминая шамана, впавшего в транс. — А у нас есть металлические тарелки. Суп можно разогреть прямо в тарелке!
— У нас тоже есть металлические тарелки, — тихо отозвалась Катя. — Я просто… Просто…
— Ты растерялась. Я понимаю.
Как ей, наверное, было страшно, когда я повернулся к ней с улыбкой мертвеца, протянул руку и убрал прядь волос с её лба.
— Всё — настоящее…
— Семён… — Катя попятилась, но быстро упёрлась спиной в холодильник. Низенький, советский — «Бирюса». Он, будто от толчка, нарушил тишину и заворчал на всю кухню, позвякивая какими-то своими детальками.
Я, шумно выдохнув, опустился на пол и закрыл лицо руками. Половицы, выкрашенные красно-коричневой краской, скрипнули. Гудел холодильник. Шипел газ, и суп постепенно начинал ворочаться в кастрюле. За спиной у меня было окно из хрупкого стекла и рассохшегося дерева, со шпингалетами, которые, наверное, нужно было открывать и закрывать при помощи молотка…
— Тебе плохо? — как из другого мира донёсся до меня голос Кати.
— Н-н-не знаю, — честно ответил я.
Сердце колотилось, сотрясая всё тело. Хотелось потерять сознание. Закричать. Умереть. И жить вечно.
Я всхлипнул, думал, что запла́чу, но вдруг тихо рассмеялся.
— Какой тогда смысл был чистить зубы и есть суп? — спросила Катя, стоя рядом со мной на балконе, пока я курил послеобеденную сигарету.
Не стоять рядом она не могла — этаж был пятый, последний. Выше нас была только крыша.
Катя спрашивала без раздражения, она действительно не понимала и к тому же не знала, о чём со мной говорить. У нас с ней ничего общего не было. Вообще.
— Смысл? — переспросил я. — Смысла не существует. Жизнь — вообще штука бессмысленная. Ты вот знаешь, зачем живёшь?
— Конечно, — выпалила она, не подумав.
Я избавил её от неловкого молчания, не стал спрашивать: «Ну и зачем?».
— Везёт тебе, — сказал я, стряхивая пепел вниз, на улицу. — А я вот понятия не имею.
И наклонился вперёд — просто посмотреть. Мне интересно было посмотреть всё, что меня окружало, другими глазами. Глазами путешественника во времени.
Катя вцепилась мне в руку мёртвой хваткой. Я рассмеялся.
— Ладно, слушай. Я торжественно тебе клянусь, что не покончу с собой, окей? Договорились?
Я смотрел ей в глаза. Она неуверенно кивнула, но руку не отпустила, только хватку чуть ослабила.
— Тебе не нужно со мной общаться, — пояснил я свою мысль. — Ты ничем мне не обязана, понимаешь?
Она не понимала.
— Ты хотел выброситься в окно из-за меня…
— Нет. Если честно, ты там вообще была ни при чём.
— Но почему тогда?
— Почему…
Она всё ещё держала меня, но теперь уже не так крепко. Я легко повёл рукой и как-то незаметно приобнял её за талию, притянул к себе. Это вышло так естественно, что Катя даже не дёрнулась. Каким-то шестым чувством она ощутила, что я знаю, что делаю, и покорилась. А я… Ну, я действительно знал, что делать с девчонкой, которая в тебя вцепилась, рефлексы-то не пропьёшь.
— Потому что я не знаю, зачем мне жить, — сказал я. — Потому что всю жизнь я убеждал себя, что жизнь — это книга, которую мы пишем. А не так давно до меня дошло, что книгу пишут другие люди. А нам только и остаётся, что делать заметки на полях неразборчивым почерком. И вот эта пачкотня — и есть жизнь. Так если нам не дано написать ни одной строчки в этой книге, неужели нельзя хотя бы вырвать страницу, а?
Я вздохнул, посмотрел в небо и торжественно добил сигарету «Космос».
— Как видно, нет, — сказал я, запулив окурок щелчком с балкона. — Все те, кто пишет нашу книгу, сразу впадают в графоманскую истерику. «Стоять! Не смей! Мы ещё не всё написали!»
Повернув голову к Кате, я грустно улыбнулся и спросил:
— Ну и? Ты тоже хочешь что-то написать?
Прошло ровно три секунды. Я чувствовал их, как будто они протекали сквозь меня. Долгие, тягучие. А потом Катя сказала:
— Да, — и поцеловала меня в губы.
Вас когда-нибудь целовала тринадцатилетняя девочка? Меня — нет. И я понятия не имел, что делать дальше.
5
Из Катиного подъезда я вывалился, тяжело дыша, с таким ощущением, будто дядя Петя вот-вот вытащит меня за шкварник из этого мира и скажет: «Сёма, ты совсем ох**л?»
— Так делать — нельзя! — вслух изрёк я. Потом задумался, вспоминая ощущение от прикосновения тончайших девчоночьих губ к моим губам, и глубокомысленно добавил: — Но иногда — можно.
Он привык быть сильным и во всём полагаться на себя. Он вступил в борьбу, которая изувечила его, но не сломила. В своём мире он одержал победу, однако враг ушёл в иное измерение, и он последовал за ним. Теперь его зовут Лей. Он не помнит своего настоящего имени, прошлая жизнь открывается случайными фрагментами. Лей — заключённый в тюрьме, которую называют школой Цюань, откуда нет выхода, в мире, о котором он не знает ничего. Но именно отсюда начнётся его путь наверх. Вспомнить себя. Вспомнить одержимого жаждой власти врага.
Лей, с другими борцами школы, отправляется на турнир. Победители получат возможность вступить в клан Чжоу, проигравшие получат смерть. Но и сам клан, лишившийся своего главы, переживает трудные времена. Множатся трупы, множатся загадки, и каждый шаг порождает больше вопросов, чем ответов. Теперь уже нельзя сказать наверняка, кто твой враг, а кто друг, и остаётся лишь одна цель: победить.
Вернуться из школы и обнаружить свой дом в огне – само по себе неприятно. Услышать из огня голос сестры, зовущей на помощь – неприятно вдвойне. Но, бросившись её спасать, перенестись в другой мир… Тут уже всё не так однозначно. Вчерашний школьник становится вместилищем древней силы, магом Огня, на которого возлагают большие надежды члены почти уничтоженного клана. Жизнь играет новыми красками. Приключения, магия, красивые девушки… Но есть пара нюансов. Например, магия Огня в этом мире под строгим запретом. А вернуть к жизни сестру, принесённую в жертву Огню, будет весьма и весьма непросто.
Лей обучается новым тонкостям боевых искусств, ведёт расследование убийства своего наставника и работает телохранителем. Тем временем клан Чжоу переживает тяжёлые времена. После минувших событий их авторитет серьёзно пошатнулся, и предприимчивые конкуренты уже пытаются подобрать то, что плохо лежит. Юный глава клана едет на саммит, чтобы решить вопросы дальнейшего сосуществования, и берёт с собой Лея. Возможно, напрасно. Ведь таинственный убийца, не показывающий своего лица, охотится вовсе не за Юном…
Он был обычным школьником, пока пьяный ангел не перенес его в другой мир, снабдив супер-силой. Теперь от него зависит судьба не только этого мира, но и, кажется, целого мироздания. Ему предстоит отыскать двенадцать предыдущих воинов, позабывших о своём призвании, и свергнуть власть зловещего мафиози по имени Дон Ган…
Враг перешел к решительным действиям. Поднебесная охвачена пламенем революции. Однако мало найти Кианга, который совсем не хочет быть обнаруженным. Нужно еще отыскать человека, способного замкнуть цепь в ритуале, который положит конец…
Она — одна из тысяч душ, работающих в Чистилище, на обнуление кредитного счета. Он — конченый грешник, приговоренный к вечному распятию, демон, которого все архангелы знают лично, потому что в свое время он успел попортить жизнь каждому из них. Когда он получает помилование, Чистилище содрогается, ожидая, что жажда греха, жажда крови снова одержит его, но кажется, у него на уме совсем не убийства… Долго ли он выдержит неумолимый голод, и сможет ли относиться к ней не только как к инструменту своего насыщения?
очерк о деревенском умельце-самоучке Луке Окинфовиче Ощепкове.
Пока обыватели заняты своим социальным рейтингом и новыми скинами дополненной реальности, экстремалы стараются взять от жизни все. Рэм живет двойной жизнью: в одной из них он - популярный актер, в другой - эйр-трейсер Кош. Но однажды он становится фигурой в игре сильных мира сего. Его сокровенные тайны оказываются под угрозой раскрытия, и задорная игра превращается в битву за жизнь и свободу. У книги есть продолжение, и оно здесь: https://author.today/work/47451.
"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.
Героиня романа Инна — умная, сильная, гордая и очень самостоятельная. Она, не задумываясь, бросила разбогатевшего мужа, когда он стал ей указывать, как жить, и укатила в Америку, где устроилась в библиотеку, возглавив отдел литературы на русском языке. А еще Инна занимается каратэ. Вот только на уборку дома времени нет, на личном фронте пока не везет, здание библиотеки того и гляди обрушится на головы читателей, а вдобавок Инна стала свидетельницей смерти человека, в результате случайно завладев секретной информацией, которую покойный пытался кому-то передать и которая интересует очень и очень многих… «Книга является яркой и самобытной попыткой иронического осмысления американской действительности, воспринятой глазами россиянки.