Заметки из хижины "Великое в малом" - [114]
В двадцать пятый день седьмой луны года гуй-чоу правления под девизом Цянь-лун[551] написал
Наблюдающий игру в шашки
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
(836.) В доме цензора Фэн Цзин-шаня один слуга вдруг сошел с ума, начал сам себе наносить удары и кричать в бреду:
— Хоть я и умираю в нищете, на самом деле я знатен. Какое презренное ничтожество посмеет в своей заносчивости не уступить мне дороги? Предупреждаю вас, чтобы вы знали об этом!
Фэн Цзин-шань сам зашел взглянуть на слугу и сказал ему:
— Господин средь бела дня явился в своем внешнем облике? Боюсь, что принцип «пути живых и мертвых различны» нарушен вами. Если вы скроете свой внешний облик, то по-прежнему сможете меня видеть, но я вас видеть не смогу, как же нам избежать встречи?
Тут слуга внезапно погрузился в забытье, а через некоторое время пришел в себя.
Мой ученик, Гэн Шоу-юй из Тунчэна, человек непреклонный и самоуверенный, очень любил спорить о правилах образцового поведения. Как-то, беседуя с ним об этой истории, я сказал:
— Конфуцианцы не терпят соперников, домогаются почтительного отношения к себе, называя это «самоуважением»; они не знают, что уважение и неуважение зависят от их поступков. Если по своим нравственным достоинствам человек не уступает святым и совершенномудрым, то пусть князь возьмет метелку[552] в его честь, это не прибавит ему славы, так же как его не унизит, если он станет арестантом на строительных работах. То, что ценно во мне самом, может быть другими и не принято в расчет. Если всегда судить со стороны о том, что достойно уважения, а что — презрения, то это значит ждать, пока другие люди станут меня уважать, и тогда считать, что я прославился; а если люди не окажут мне почестей, то выйдет, что я опозорен. Если слуги, прислужницы и наложницы могут заработать мне уважение или презрение людей, то не слишком ли все это ничтожно?
Гэн Шоу-юй сказал на это:
— Всю свою жизнь, достопочтеннейший, вы были богаты и знатны, поэтому так и рассуждаете. Если же бедный ученый не будет держать себя надменно, то люди станут его презирать.
Я ответил:
— Так рассуждал Тянь Цзы-фан[553], но уже Чжу Си критиковал его. Сделайте одолжение, не спорьте об этом! Если уж говорить о том, что вы сказали, то я считаю, что подлинная ценность нравственных достоинств не в том, чтобы покориться нищете, — в этом нет ни капли нравственных достоинств, — но и не в том, чтобы заноситься перед другими людьми. Если держаться ваших рассуждений, то нищий еще беднее вас, а раб еще беднее нищего. Так что же, они должны заноситься перед вами, а вы станете утверждать, что это делает их достойными людьми?
Мой бывший наставник, господин Чэнь Бо-яй, как-то собственноручно начертал парную надпись в кабинете, которая гласила:
Это поистине глубокое рассуждение, в последних словах которого скрыта мудрость древних.
[837. Даос устраивает для своих знакомых театральное представление, в котором лисы-оборотни играют роль карликов.
838. Предсказание гадателя сбывается.
839. Люди в горах встречают странные маленькие человекообразные существа, которые не только не причиняют им вреда, но, накормив их, выводят на дорогу.
840. О разноцветных кристаллах, находимых в Чанчжоу.
841. О случаях, когда украденные вещи возвращаются снова владельцу.]
(842.) В деревне Дунцзячжуан жил арендатор Дин Цзинь; были у него сын, которого звали Эр-ню, и дочь, муж которой — Цао Нин — жил в доме Дин Цзиня, помогал ему в работе и очень всем был по душе.
У Эр-ню родился сын, которого назвали Сань-бао[554], а дочь Дин Цзиня родила девочку, и так как жили они в одном доме, то как бы в пару к имени сына Эр-ню новорожденную назвали Сы-бао[555]. Дети родились в один и тот же месяц одного и того же года, разница между ними была всего в несколько дней. Невестки вместе нянчили детей, вместе кормили их; уже в пеленках их предназначили друг другу как мужа и жену.
Сань-бао и Сы-бао очень любили друг друга и ни на минуту не разлучались. Семья была простая, не знала, что так не положено поступать, и каждый раз, когда дети играли вместе, им говорили: «Вот твой муж», «Вот твоя жена». Дети, хоть и не понимали, почему им так говорят, привыкли это слышать.
Так прошло лет семь или восемь, и они постепенно стали понимать, в чем дело, но так как жили они по-прежнему в доме родителей Эр-ню, то в одно время ложились, вместе вставали и не могли избегать друг друга[556].
Случилось так, что с года синь-чоу правления под девизом Кан-си[557] до года гуй-мао под девизом Юн-чжэн[558] сплошь были неурожаи. Дин Цзинь и его жена — оба умерли. Цао Нин еще раньше переехал в столичный округ, бедствовал, не мог прокормиться, и ему пришлось отдать Сы-бао под заклад в дом некоего Чэня — начальника отдела одной из палат (не знаю его имени, знаю только, что родом он был из Цзянани). Эр-ню поехал следом; попросил Чэня, чтобы тот взял его прислужником к себе в палату, и тоже отдал ему в качестве заклада Сань-бао, но запретил мальчику говорить, что Сы-бао предназначена ему в жены.
