Замарашка - [2]

Наутро говорит молодой принц Замарашке:

— А ведь та красавица вчера опять была и украла у меня перстень с королевской печаткой.

— Что же мне вам сказать, ваша милость? Я тут при курах да при петухе состою, а вы в другой раз глядите в оба.

Ладно. Проходят еще пятнадцать дней, один на другой похож, как бусинки в четках. Руджеро снова ей говорит:

— Знаешь, Замарашка, я вечером на бал еду. В бывший замок нашего заклятого врага короля Фридриха.

— Хвала вам, Ваше королевское Высочество, хвала Господу, вседержителю земли и тверди.

— Ха-ха-ха! — смеется он. — Где это ты выучилась так говорить?

Уезжает юный принц в своем великолепном шлеме, за ним и юная Замарашка отправляется в путь, уносит ее крылатый конь через бронзовые врата в высь поднебесную. Прибывают они в замок, откуда смотрел когда-то Фридрих, как пламенеют закаты над Минео — нашей деревней, — как спускаются на горные пастбища вечерние сумерки. Но не об этом речь.

Увидел ее Руджеро, приглашает танцевать, а сам думает: уж на этот раз буду глядеть в оба, не дам себя провести.

Но она, пока кружились в вальсе до упаду, сняла у него с камзола золотую цепь. Хватился принц, да поздно, уже в королевских покоях.

— Господи Иисусе! Разве такую перехитришь, когда у нее каждый раз новое на уме.

Настал лучезарный день, и говорит Руджеро служанке:

— Слыхала, Замарашка, та красавица-то цепь золотую у меня украла.

— Так она до нитки вас оберет, ваша милость.

— Была бы она мужчиной, я бы ее мечом пополам разрубил, а с этой чертовой ведьмой как мне сладить?

Долго ли, коротко ли, захотелось Руджеро сладкого пирога, да чтобы он был на меду, с корицей и со всеми душистыми травами наших гор.

— Замарашка, а Замарашка, — говорит, — приготовь мне сладкий пирог и положи в него яйца от каждой птицы из моего сада.

А в королевском саду и воробьи водились, и куропатки, и скворцы, и райские птицы.

— Слушаю, ваша милость.

Отыскала девушка в ветвях лавра и ладанника птичьи гнезда, набрала зеленых, желтых, красных яичек, замесила тесто ловкими руками, слепила из него пирог и начинку положила по своему вкусу.

Вот кричит принц с парадной лестницы:

— Замарашка, эй, Замарашка, готов ли пирог?

— Несу, ваша милость.

Стала королева-мать пирог резать, вдруг — что такое? Глазам своим не верит: перстень!

— Как сюда перстень попал? — спрашивает принц Замарашку.

— Почем я знаю, ваша милость?

— Разве не ты пирог пекла?

— Я, ваша милость, только про кольцо ничего не ведаю.

Поохали-поахали, дальше живут.

Прошло еще время, и принц Руджеро, рыцарь орлиного пера, опять говорит Замарашке:

— Хочется мне сладкого пирога.

— Будет пирог вашей милости.

Нарвала она трав душистых, собрала яиц из королевского сада, купила у великого искусника пекаря Тури Казаччо муки самого тонкого помола, замесила тесто.

Как показалась из разрезанного пирога сверкающая цепь, закричал принц Руджеро:

— Это дело рук проклятых сарацин. Повелеваю выгнать всех до единого с моих земель! Чтобы и духу их тут не было!

Ладно. Через десять дней снова он требует сладкого пирога; и когда разрезал его собственнолично, нашел внутри золотые часы, что своим ровным тиканьем отмеряли время. Закричали тут в один голос принц Руджеро и старый король Карл:

— Смерть сарацинам!

Но не знали они того, что исстрадавшийся, замученный вечным голодом народ поднялся по всей земле сицилийской против короля. Народ — что река: не остановишь. Стали французов убивать, а у тех от страха глаза повылезли, язык отнялся.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если б на балу во время танца не открылась Замарашка принцу Руджеро, не ведавшему еще, что восстал крестьянин, что взбунтовался сапожник, что возмущается на площади портной, что гончар мечет громы и молнии.

— Господин мой, ведь это я, Замарашка, неужто не признаете?

Приподняла она вуаль, и увидел принц ее лицо — прекрасное, как летний день.

Себя не помня от любви, говорит он матери:

— Матушка, я хочу жениться на Замарашке.

— Как — на Замарашке? Ведь она служанка.

— Ну и что же, матушка? А вы ее видели?

— Конечно, видела! Вечно в золе перемазана.

— Так вот же она, смотрите.

— Что? Эта жемчужина божественной красоты — наша Замарашка?! Да быть того не может!

Платье на Замарашке расшито золотыми петухами, на шее ожерелье сверкает, от черных волос сияние льется, голос как у птицы певчей.

— Госпожи Иисусе, неужели это ты, Замарашка?

А тем временем перед дворцом собрался народ — кто с мечом, кто с ружьем, кто с косой, кто с мотыгой, а кто сокола боевого наготове держит, чтоб вырвал он сердце королю Карлу.

— Остановитесь, люди! — говорит королева. — Мой сын Руджеро, рыцарь орлиного пера, женится на Замарашке, такой же сарацинке, как вы. Вот она!

Ликует народ. Замарашка людей словно весной одарила. Все отправились в собор.

— Дети мои! — сказал священник. — Время, как быстроводная река, все смывает.

И был там сапожник с шилом и дратвой, и каменщик Джованни со своим мастерком, и Пеппи Подопристену, и Тури Хромой, и Маттеу Почеммасло, и Чиччо Спичка, и Тано Обжора, и Анджуцу Щавель. Даже птицы в собор влетели — воробей и скворец, зеленушка и райская птица.

А женщины-сарацинки оставили потаенные горные пещеры, покинули темные закоулки, где горькое одиночество порождает грустные мысли, пришли и принесли кускус и фимиам, мед и корицу. Первым делом опустились они на колени, поцеловали землю, в которой, прорывая извилистые ходы, трудится червь Божий. Потом, возблагодарив Бога Морокуна, ударили они в бубны и запели. Вот как они пели — в шутку и всерьез: