Заманчивые обещания - [33]

— Ты тоже. — Она тут же поправилась: — Я хотела сказать, ты привлекательный мужчина.

— Я понял, что ты имела в виду. — Трейс открыл локтем очередную дверцу, увидел внутри дюжины коробочек и снова быстро ее захлопнул.

— Нам надо поговорить.

— Я думала, мы и так разговариваем, — заметила она.

— О той ночи, — уточнил он.

На лице Шайлер ничего не отразилось. Но Трейса это не сбило с толку.

— О ночи, когда мы встретились в беседке.

— А что было той ночью?

— Мы целовались.

— Ну да.

Трейс подошел на шаг ближе.

— Знаешь, что особенно завораживает в поцелуях?

Шайлер отрицательно помотала головой.

— Они никогда не повторяются.

Она коснулась рукой шеи.

— Вообще-то я никогда не думала о поцелуях с этой точки зрения. Но возможно, ты прав.

— Конечно, я прав. — Он придвинулся еще ближе. — Разве наш первый поцелуй не отличался от второго, третьего или четвертого?

— Мы целовались всего однажды.

Трейс негромко поцокал языком.

— Это не совсем так.

— Разве?

— Возможно, мы целовались только однажды, но зато несколько раз.

Шайлер тяжело сглотнула.

— Я бы не сказала.

— А я — да. — Он помолчал. — У меня есть теория. Хочешь узнать, в чем она заключается?

— Думаю, ты ее изложишь независимо от моего желания, — произнесла она с едва заметной улыбкой.

Трейс не обратил внимания на ее попытку обратить их разговор в шутку.

— Я считаю, что самая распространенная ошибка, которую совершают и мужчины, и женщины, состоит в том, что они смешивают воздействие самого поцелуя с сопутствующими ему обстоятельствами. Они с легкостью поддаются очарованию романтической обстановки — на них влияют красота сада, тихая музыка, играющая в отдалении, аромат цветов в воздухе.

— Лунный свет, — добавила Шайлер.

— Лунный свет, — повторил он. — Но есть простой тест, позволяющий избавиться от иллюзий.

— Тест?

Трейс оставил ее вопрос без внимания.

— Как ты думаешь, в чем разница между дневными и ночными поцелуями?

— В количестве света?

— Я говорю об ощущениях.

Шайлер в задумчивости посмотрела на него:

— Если говорить в целом, то ночью люди становятся менее сдержанными.

— Ценное наблюдение. — Он, в свою очередь, тоже пристально посмотрел на нее — Что-нибудь еще?

Шайлер поднесла руку, в которой она держала шарфик, к груди и прижала ее к сердцу, словно ожидая защиты от шарфика.

— Ну, еще большинство людей становятся более раскованными.

— Тоже верное наблюдение.

— В ночи есть что-то чувственное, обольстительное, эротичное.

— Как раз это я и имел в виду. Она вдохнула и тут же выдохнула.

— А в чем заключается твой простой тест?

Трейс сократил расстояние между ними до минимума.

— Надо поцеловаться в наиболее неромантичной обстановке, какую только можно себе представить. Среди бела дня. — Шайлер подозрительно прищурилась. — А иначе как узнать, что это не было воздействием сада, музыки, аромата цветов…

— Лунного света? — подхватила она.

— Точно. Дело в лунном свете или в нас самих?

Шайлер выпрямилась.

— У вас, сэр, изощренный и коварный ум.

Трейс прикинулся оскорбленным.

Она поинтересовалась:

— Ты всегда выигрываешь свои дела при помощи подобных доводов?

Он ушел от прямого ответа:

— Я мало участвую в судебных разбирательствах.

Она продолжала упорствовать:

— Но когда участвуешь, ты обычно выигрываешь?

Сейчас было не время скромничать или лгать.

— Всегда.

— Я так и думала.

Трейс улыбнулся:

— Ну что, перейдем к тесту?

Шайлер сжимала шарф уже с меньшим напряжением.

— Наверное, я и сама хотела бы узнать, что произошло той ночью.

— Есть только один способ выяснить это, — настаивал он.

Долю секунды Шайлер колебалась. Затем сделала шаг ему навстречу, бормоча себе под нос:

— Разве не любопытство сгубило кошку?..

— Поверь мне, удовлетворив его, она спаслась.

Сначала они хотели удовлетворить лишь свое любопытство — и Трейс, и она сама. В конце концов, у нее и правда были сомнения насчет той ночи в беседке и своей реакции на его поцелуй.

Шайлер хотела проверить и еще одну вещь, о чем Трейс, конечно же, не догадывался. Джонни целовал ее днем, и, хотя его поцелуй был приятен, сладостен и свеж, в этот раз в ней ничто не шевельнулось.

«Хотя эпитет „приятный“, — решила Шайлер, — весьма сомнительный комплимент поцелую мужчины».

Зависела ли ее реакция на поцелуй Трейса от стечения обстоятельств? Было ли то воздействием прохладной ночи — в конце концов, она тогда промерзла до костей, — или же звезд над головой, или аромата росы на траве, или запаха весенних цветов?

Ночью цветы благоухают совсем по-другому. Почему же поцелуй мужчины тоже не может меняться с наступлением темноты?

С одной стороны, нет смысла в возрасте тридцати лет, ну, или почти тридцати — ее день рождения будет в конце лета, — доискиваться причины страсти, охватившей ее в объятиях постороннего мужчины.

С другой стороны, Шайлер чувствовала, что когда дело касается страсти, то такие понятия, как здравый смысл и логика, не имеют большого значения.

Еще минуту назад она стояла в чулане Коры, наблюдая, как Трейс подходит все ближе и ближе, и размышляла, что означает загадочное выражение на его лице. А уже в следующее мгновение он целовал ее. И она поцеловала его в ответ.

Это было как день и ночь.

Шайлер убедилась, что ей нравится его запах, вкус его губ, касающихся ее губ то тут, то там, вначале лишь слегка, а затем сильнее, гораздо сильнее.