Заманчивые обещания - [18]

Трейс не видел в этом ничего предосудительного.

— А чем именно он занимается?

— Все очень тривиально. Инвестирование. Банковское дело. Недвижимость. — Адам Коффин пожал костлявыми плечами. — Все то, что делают богатые люди, чтобы стать еще богаче.

Они оба изучающе посмотрели на одетого с иголочки мужчину в другом конце зала.

— Похоже, Джонни весьма преуспел.

— Одежда не всегда говорит о состоянии дел, — заметил Трейс.

— Это верно, — согласился Адам. Он осторожно сунул руку в карман своего пиджака. — Интересно, включила ли она его в свое завещание, — задумчиво протянул он.

Трейс никак не отреагировал на эти слова. Его собеседник покраснел.

— Простите, Баллинджер. Я не пытался выудить у вас информацию. Просто я забыл на мгновение, что вы поверенный Коры.

— Ничего страшного.

Но Коффин не понял намека и продолжил разговор в том же русле:

— Думаю, мы скоро это узнаем.

Трейс ответил уклончиво:

— Думаю, да.

— Нельзя отрицать, что Джонни любит дорогую одежду, быстрые автомобили и красивых женщин, — открыто признал Адам.

Как и большинство мужчин.

— Или по крайней мере любил. Любопытно, были ли у Коры какие-нибудь виды насчет этой парочки, — продолжал развивать свои предположения пожилой мужчина.

Трейс поинтересовался:

— Насчет кого?

— Джонни и Шайлер. Он все еще холост. Она вернулась из Франции. Богатые обычно женятся на себе подобных. А им ничто не мешает это сделать.

Трейс и бровью не повел.

— Они брат и сестра.

Адам Коффин покачал головой из стороны в сторону.

— Очень дальние. Троюродные или четвероюродные, по словам Коры. — Мужчина вздохнул и смахнул что-то со щеки. — Мне будет очень не хватать Коры. Она была моим единственным другом с тех пор, как умерли мои родители. Кроме Муза, естественно.

— Муза?

— Моей собаки.

У меня тоже есть собака.

Адам тут же полюбопытствовал:

— Какой породы?

Трейс поставил стакан и расстегнул пиджак. В салоне Людовика XIII, на его взгляд, стало немного жарко и душно — а может, все дело в этом чертовом костюме.

— Бадди наполовину охотничий пес. Насчет другой половины я не совсем уверен.

— Бадди был бездомным?

— Да.

— Муз тоже. Некоторым образом. — Сосед Коры пустился в воспоминания: — Я поехал в торговый центр за продуктами. На обратном пути я случайно заметил коричневый бумажный пакет, валявшийся на обочине. Я до сих пор не знаю, что заставило меня тогда остановить машину, открыть пакет и заглянуть внутрь. Там был Муз. Тогда он был еще щенком. Щенком, которого кто-то выбросил, как ненужный хлам. — В голосе Адама слышалось недоумение. — Я взял его с собой. Всю первую ночь я провел рядом с ним. Боялся, что он не выживет, но он выжил. Это было пять лет назад — с тех пор мы не расстаемся.

Трейс был почти серьезен, когда предложил:

— Муз с Бадди должны как-нибудь встретиться. Каждое утро мы вместе совершаем пробежку.

На лице Адама Коффина появилось странное выражение.

— А Муз и сейчас здесь.

Губы Трейса сложились в улыбку.

— Где здесь?

Адам пошевелил рукой, той самой, что он бережно держал в кармане пиджака. Мгновением позже оттуда высунулась крошечная, почти безволосая тощая собачья мордочка.

Трейс вспомнил старую присказку о сходстве собак со своими хозяевами. Откашлявшись пару раз, он отважился высказать свое предположение:

— Муз…

— Чихуахуа.

Глава 8

Шайлер перевернулась с боку на бок, открыла глаза и посмотрела на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке.

Было три часа ночи.

Шли первые часы после полуночи, а у нее сна ни в одном глазу.

Она подумала, что если б сейчас была в Париже, то как раз бы уже пошла на работу, в свой кабинет в музее. Остановилась бы в маленьком кафе на углу рядом с Лувром, где подавали горячий кофе и сдобные рогалики, которые просто-таки таяли во рту.

Но она была не в Париже. Она находилась в Нью-Йорке, точнее, в его пригороде, и сейчас была середина ночи.

К несчастью, Шайлер отметила у себя все признаки, указывающие на то, что заснуть она сможет не скоро.

Она села на своей кровати с пологом и старательно подпихнула груду подушек себе под спину. Устроившись как можно удобнее, она тихонько вздохнула и стала разглядывать залитую лунным светом комнату.

Ей всегда было хорошо и спокойно в Желтой комнате, названной так — по крайней мере отчасти — из-за обтянутых желтым шелком стен и лежавшего на полу старинного французского ковра с черно-желтым узором.

В комнате находился уникальный мебельный гарнитур в стиле французский ампир, который когда-то Наполеон I подарил маршалу Сульту. Над богато украшенным комодом висел портрет всадника кисти Альфреда Дидро, написанный в английской манере, а над кроватью — двойной портрет кисти Хессе. На последнем были изображены две сестры. В семейной коллекции картин эта всегда была у Шайлер одной из самых любимых.

В солнечные дни в Желтой комнате было особенно светло и радостно. Кровать стояла напротив целого ряда окон, тянувшихся от пола до потолка и выходивших на юг — из них открывался великолепный вид на сады и зеленый простор лужаек вдоль берега Гудзона.

Но в лунном свете комната совершенно преображалась. Становилась темной и таинственной.

Больше зависела от настроения.

Была более чувственной.