Заложники - [17]

На дороге показалась похоронная процессия. За телегой, запряжённой старой клячей, шли одетые в чёрное люди и громко выли специально нанятые плакальщицы.

Михаил Иванович сразу увидел босого мальчика, одетого в белую рубашечку и штанишки, идущего рядом с женщиной с заметно выпирающим беременным животом.

– Эка тебя, малец, угораздило, – вместо приветствия сказал он ему, когда процессия остановилась у его могилы.

Мальчик вздрогнул и удивлённо посмотрел на него:

– А вы меня, дяденька, что ли видите? Как? Я же умер…

Знахарь ему улыбнулся:

– Ну, так и я, вроде как не живой. Да ты не бойся. Меня Михаил Иванович зовут. Но ты можешь называть меня дядя Миша. А тебя как звать?

– Мишенька.

– Тёзка, значит. А не знаешь, Мишенька, почему мамка с папкой решили тебя в мою могилу похоронить? Мы же вроде не родственники.

Мальчик пожал плечами:

– Вроде нет. Маме вон та бабка страшная сказала, где хоронить следует, – он ткнул пальцем в толпу людей.

Михаил Иванович аж зубами заскрежетал: Лютариха! Чтоб ты провалилась, ведьма проклятая!

Мужчины достали из телеги две табуретки, поставили на них рядом с могилой маленький гроб. Бледненький, точно просто уснувший, в нём мальчик крепко сжимал в тонкой ручке белый с алыми пятнами кружевной платочек. Лютариха подошла к гробу, и чуть ли не ломая усопшему пальчики, вытащила из детской ручки платочек.

Народ в шоке замер. Даже плакальщицы перестали выть и с ужасом зашушукались: где это видано, отбирать силой у покойника то, что он так крепко сжимает?!

– Свечку надобно, чтобы двумя ручками держал, – скривила рот в притворной улыбке ведьма, – А платочек вот, я сюда, под подушечку, под подушечку я ему положу.

Она сделала вид, что запихивает платок в гроб. Но и Мишенька, и Михаил Иванович явственно увидели, как старуха спрятала его себе в рукав.

– Верни платочек! – рассердился мальчик, – Мне его жена доктора подарила!

В руки покойнику вложили свечку, и поп нараспев стал читать отходную молитву, маша вокруг гроба кадилом. Закончив, он дозволил людям подходить и прощаться с новопреставленным рабом божьим Михаилом. Плакальщицы снова завыли, нараспев и с причитанием.

Лютариха встала далеко в стороне, словно знала, где Михаил Иванович не сможет до неё дотянуться. Внутри знахаря всё дрожало от предчувствия надвигающейся беды.

«Не зря, ох, не зря Лютариха здесь крутится! Что-то удумала, карга старая!»

Подзахоронение покойника к тёзке – что-то это ему напоминало, но вспомнить он никак не мог. Вроде бы, так было принято делать, когда люди переезжали на новое место и родственников на местном кладбище не имели, а в семье умирал ребёнок. Хороня к покойнику с таким же именем, что носил ребёнок, родители надеялись, что старший тёзка позаботится о детской душе и поможет найти дорогу к Свету, в Рай.

«Нет, тут что-то не то. Никогда Лютариха не занималась добрыми делами. Сомневаюсь, что сейчас что-то изменилось».

Знахарь попытался пробиться в сознание отца мальчика. Но тот лишь думал о том, что наконец-таки освободился от опостылевшей жены, и сразу после похорон планировал уйти к другой женщине. Он старательно прятал довольное предвкушение под маской скорбящего родителя и с раздражением нетерпеливо ждал, когда всё закончится. Михаил Иванович испытал к этому человеку презрение, смерть собственного ребёнка его нисколько не печалила, и с брезгливостью отошёл от него.

Он покрутился вокруг матери Мишеньки. Попытался проникнуть в её сознание и так, и эдак, но ничего не получалось. Женщина оставалась закрыта от него, точно Райские кущи до конца времён. Где-то там, под этими чёрными одеждами, на ней был спрятан сильный магический артефакт, ограждающий её от любых чар. Знахарь прекратил попытки пробиться к её сознанию и подозвал мальчика:

– Вот что, малец. Бабка эта чёрная ведьма. Что бы они с твоей мамкой не удумали, к хорошему это не приведёт. На всякий случай стой около меня. Я из-за этой ведьмы к своей могиле привязан, не могу далеко от неё отойти. А здесь я тебя прикрыть смогу.

Люди закрыли гроб крышкой, опустили его в яму и под заунывный вой плакальщиц, закопали могилу. Рядом со старым и потемневшим от времени крестом Михаила Ивановича, появился ещё один, небольшой и светлый новенький крестик с именем Мишеньки.

Все по очереди подходили к его матери, выражая соболезнование и уходили, позволяя женщине побыть со своим горем наедине. Отец мальчика ушёл, даже не оглянувшись на жену, что-то весело насвистывая на ходу.

На кладбище возле свежей могилы остались четверо – двое живых и двое мёртвых. Мать Мишеньки достала из кармана мешочек и листок бумаги. Внимательно разглядывая то, что на нём нарисовано, женщина принялась зачерпывать из мешочка белый порошок и старательно вырисовывать им круги и знаки на земле. Лютариха стояла в сторонке и, ухмыляясь, наблюдала за её действиями.

Знахарь хотел было подойти и помешать глупой бабе, но внезапно почувствовал, что не может пошевелиться. Он скосил глаза и посмотрел на мальчика. Тот тоже застыл столбом, испуганно тараща глазёнки.

– Что это, дядь Миш? Я не могу пошевелиться. Что происходит?

– Как я и говорил, ничего хорошего, – прошипел знахарь, пытаясь одолеть древнее колдовство.