Заложники - [23]

Гругис и Скабейка должны были помочь и женщинам, которые готовили обед для гостей. В огромных котлах варилась телятина, шипела поджариваемая на углях баранина. На помощь Скирвайлисам сошелся народ из окрестных поселений. Несли что у кого было: один — бочонок с пивом, другой — жбанчик медовухи, а третий — гуся или полмешка щук. Ведь столько мужчин собралось, им что ни подай — все съедят и все выпьют.

Когда князья и бояре приступили к первой трапезе, Гругис вернулся в светлицу и подошел к Вилигайле. Этот седовласый израненный старец не был ни князем, ни знатным боярином, и тем не менее пользовался огромным уважением у собравшихся тут жемайтов, которые считали его ровней. Об отваге Вилигайлы, его силе и самоотверженности ходили легенды, о нем говорили в каждой жемайтской избе. Знали люди и про его беду, знали, как ненавидел этот человек крестоносцев.

— Вглядись внимательнее в лица этих людей, — прошептал старик на ухо Гругису. — Ведь вряд ли когда-нибудь еще в этом доме соберется столько достойных мужей.

Юный князь переводил глаза с одного гостя на другого. Взгляд его невольно задержался на Эйтутисе из Кражяй. Малорослый князь сидел в напряженной позе, о чем-то задумавшись. Со стороны казалось, что его раздражают соседи по столу.

«Почему ты отдал Айсте другому? — мысленно спросил его Гругис. — Зачем было так спешить? Ведь ты сам видел в тот твой приезд в Локисту, как приятно мне общество твоей дочери. Я не верю, что она по собственной воле вышла замуж за боярина Жадейкиса! Ты вынудил ее сделать это!»

Юноша спрашивал, обвинял и осуждал, губы его беззвучно шевелились, он испепелял взглядом владыку замка Кражяй. Эйтутис заерзал на месте, стал тревожно озираться по сторонам, пока наконец не обнаружил виновника беспокойства. Взгляды их встретились. Кражяйский князь смутился и покраснел, заметив, с какой нескрываемой неприязнью смотрит на него юноша. Поскольку же повода для этого он не видел, то поспешно обернулся к Скабейке, который в это время разливал в роги медовуху. Но вот шум стих — это поднялся с кубком в руке хозяин двора, князь Скирвайлис.

Гругис вмиг позабыл об Эйтутисе и сосредоточенно стал наблюдать за отцом. Он испытывал гордость за него и волнение — шутка ли, держать речь перед таким многочисленным собранием именитых мужей, в числе которых и двое сыновей любимца жемайтов, князя Кястутиса. Все сейчас смотрели только на Скирвайлиса, и Гругису казалось, что они восхищались его статью, светлым лицом и зычным мужественным голосом.

— Я, посланник многострадальной Локисты, сердечно приветствую почтенных гостей и прошу всех осушить первый рог с медовым питьем, в которое подмешан пепел сгоревшего замка. Прочувствуйте вместе с нами нашу горечь и боль. А затем давайте подумаем всем миром, как жить дальше, чтобы не лилось столько крови, чтобы не плакали наши матери, жены и дочери.

Господин Зигфрид Андерлау смущенно поежился, не зная, пить ему или воздержаться. И все-таки поднял рог и выпил. Его примеру последовал и прусс Мартин Нак.

Не успели гости обтереть губы, как Зигфрид Андерлау вскочил с места и попросил Скабейку налить ему из кувшина питья.

Ни от кого не укрылось, что князь Витаутас нахмурился и гневно сверкнул глазами на чужеземца. Он наверняка не ожидал от гостя подобной наглости. Тонкие губы князя были плотно сжаты, лицо приняло каменное выражение. По праву слово принадлежало сейчас ему, но крестоносец успел опередить его.

— Многоуважаемый и гостеприимный хозяин этого дома, князь Скирвайлис, сказал, что в ваше вино подмешан пепел пожарища, — представитель ордена отчетливо произносил каждое слово, однако говорил он не как жемайты, а как жители Вильнюсского края. — Это добрый знак. Давайте же проглотим с вином этот горький пепел, чтобы никогда больше его не было в нашей жизни. Великий магистр поручил нам сделать все, чтобы найти путь к миру. Он хочет знать, оставляете ли вы правителем князя Витаутаса. Ему небезынтересно выяснить, окажете ли вы ему посильную поддержку в войнах за трон Литовского княжества. Если же вы пойдете за Витаутасом и согласитесь на его условия, тогда и мы поддержим его. Ну а если вы скажете князю «нет», тогда и нашему священному ордену останется только воздержаться от каких-либо шагов. Так выпьем же этот кубок за то, чтобы в Жемайтии на пепле пожарищ выросла густая трава!

Крестоносец поднял перед собой рог, обвел глазами сидящих вокруг стола, дабы убедиться, что речь его произвела на них впечатление, и, запрокинув голову, выпил.

Люди с любопытством наблюдали за тем, как с каждым глотком дергался на его шее острый кадык.

Лицо князя Витаутаса налилось кровью, он неподвижно сидел за столом, не поднимая глаз. Князь злился на себя и в то же время испытывал чувство стыда. Ведь крестоносец дал понять, что ему дано решать судьбу князя. Хотя на самом-то деле негодовать было нечего: ведь Зигфрид Андерлау, разумеется, заготовил свою речь еще в Мариенбургском замке. Придется испить эту унизительную чашу и утешиться хотя бы тем, что Зигфрид даже отдаленного представления не имеет о том, какие мысли обуревают сейчас сына Кястутиса. Витаутас искоса поглядел на крестоносца: сделав последний глоток, тот облизывал губы. Князю пришла в голову спасительная мысль. С самого утра он придумывал способ отделаться от посланцев ордена, чтобы получить возможность с глазу на глаз поговорить с жемайтскими князьями. Витаутас неожиданно вскочил и, не сводя глаз с господина Андерлау, сказал: