Заложники - [20]

Вилигайла в ответ только зыркнул из-под кустистых седых бровей и снова продолжал молча глядеть перед собой. Можно было подумать, что он не расслышал вопроса. Однако спустя короткое время он сказал:

— Я тогда совсем несмышленыш был. Мы с матерью убежали от них в лес. Видели, как горел наш дом… Ну а потом, конечно, много раз…

— А меч скрестить когда впервые довелось?

— Примерно в твоем возрасте, а может, и раньше. — Вилигайла оценивающим взглядом посмотрел на Гругиса, будто сравнивая его с собой молодым. — Тогда я впервые увидел, как слетают головы с плеч.

Гругиса удивила непривычная разговорчивость старого воина.

— Может ли человек привыкнуть к зрелищу смерти? — снова спросил он.

Старик хмыкнул в седые усы.

— Ничего, вот умрешь — смиришься… Только так.

— Да, но ты говоришь о собственной гибели. А к чужой смерти как? Можно?

Тем временем всадники подъехали к лесному ручью. Он вышел из берегов, и нужно было искать брод. Кони спокойно шагали вдоль ручья, то и дело косясь на воду, будто сами подыскивали удобное место для переправы.

— Давай попробуем тут, — предложил Вилигайла, остановив коня возле можжевеловой рощицы. Течение здесь убыстрялось, вода была покрыта белой пеной. Опытный воин угадал: дно ручья оказалось твердым, и в этом месте было неглубоко. Кони нехотя вошли в ледяную воду, с опаской поднимая ноги. Выскочив на берег, они отряхнулись и без понукания пустились рысью.

Вилигайла не забыл, о чем его спрашивал Гругис, и, когда на равнине кони их поскакали рядом, сказал:

— Я понял, юноша, что ты хочешь спросить, да не решаешься. Тебе интересно знать, не дрогнула ли у меня рука, когда мне пришлось задавить прямо на земле эту вражью гниду? Верно я угадал?

— Верно. Мне ведь никогда не доводилось… — признался Гругис.

— Скажу тебе прямо: сердце успело очерстветь… Поначалу-то я после битвы несколько дней в себя прийти не мог, все головы отрубленные перед собой видел… Ну а теперь… Лучше, конечно, было бы без всего этого.

Вилигайла помрачнел, неожиданно дернул поводья и пустил коня рысью, будто решив оторваться от спутников. Однако кони Гругиса и его провожатого, не ожидая понуканий, тоже помчались следом. Добрый отрезок пути они скакали вместе, и только за ближайшей деревней Вилигайла попрощался. Его путь лежал немного южнее. Оборачиваясь снова и снова, Гругис видел, как удаляется, тает вдалеке скособоченная фигура старика, как размеренно мелькает в воздухе длинный конский хвост.

Всадники не могли прибавить шагу — им мешали привязанные к седлам кони вражеских проводников. Это был неожиданный военный трофей. Особенно радовался ему спутник Гругиса — крепкий мужчина с наивным лицом и короткой шеей. В глубине души он надеялся, что юный князь подарит одного из животных ему, однако эти надежды вскоре рассеялись в прах.

Когда всадники выехали наконец из лесу, перед ними открылось печальное зрелище; сожженные деревни, потравленные конями несжатые нивы, где клевали зерно дикие голуби. Изредка им попадались поодиночке изможденные люди, которые бродили по этим полям в поисках неизвестно чего.

В одной из сожженных деревень всадники услышали стук топора: отец с двумя сыновьями строил новый дом. Видно было, что силы и здоровья старику еще не занимать, да и рабочей сноровки тоже: он плотно укладывал бревно на бревно, как жемайтский сыр «кастинис» на хлеб. Распоряжения его были отрывисты и суровы, порой они сопровождались энергичным взмахом руки или полосатой бороды. Сыновья стремглав кидались выполнять поручение, избавляя от этого старого отца. При виде всадников земледельцы насторожились, недоверчиво уставились на них, не выпуская из рук топоры. Им показалось подозрительным уже одно то, что всадников было двое, а коней — четверо.

Воздав хвалу жемайтским богам, Гругис поздоровался. Старик что-то буркнул под нос, однако разговор не поддержал — наоборот, с еще большим остервенением принялся тесать бревно, прищурившись, следил, ровно ли снимается стружка.

Тем временем со стороны леса показался странный обоз. Впереди неспешно маячила дымчатая корова, запряженная в двухколесную волокушу. На ней были уложены два еловых бревна, верхушки которых волочились по земле. Корове помогали две женщины и целая орава ребятишек. Их крики и гомон были слышны далеко вокруг. Заметив всадников, шумная ватага испуганно замерла.

— Ступайте своей дорогой, не бойтесь, мы не крестоносцы! — прокричал Гругис.

Корова встала, переступая на месте, кивая головой, украшенной вилообразными рогами.

— У вас что, коня нет? — спросил князь, обращаясь к старику.

— Нет, иначе зачем нам мучить буренку, — хмуро отрезал тот.

— Возьмите тогда нашего, — предложил Гругис. — У вас крестоносцы отобрали, а мы — у них.

Спутник юного князя разинул рот от огорчения. А он-то думал, что пригонит вскоре двух коней, похвастается перед товарищами, а теперь вот князь так бездумно отдает животное в чужие руки. Хорошо еще, хоть второй конь остается.

Оторвавшись от работы, строители распрямились и вонзили в бревно топоры — топорища напоминали издалека обломанные ветки.

— Да ведь нам и заплатить нечем, — сказал старик, теребя неровно седеющую бороду.