Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны - [24]

Понятно, что кредитоспособными в первую очередь были представители офицерской и чиновничьей аристократии. Большой удачей также было, если пленник или его родственники имели связи в банковском и торговом мире. Неслучайно именно русские купцы со временем, восстановив свои связи, смогли оказать помощь русским генералам в переводе денег и передаче писем. То, что отец попавшего в русский плен королевского драбанта Карла фон Роланда был преуспевающим купцом, позволило ему достаточно регулярно получать денежные переводы. Также повезло Иоакиму Дитмеру, отец которого был уважаемым человеком в Нарве. Еще более известным, и что важно — в Москве, был его дядя — ювелир и купец Александр Клерк. Эти обстоятельства и собственные личные качества позволили Дитмеру стать весьма успешным и состоятельным человеком в плену. Во время пребывания в Сибири у него занимали деньги соотечественники и местные жители, и он был одним из немногих, кто имел свой собственный дом.

Со временем система займа денег была хорошо отработана и реализовывалась в двух основных видах. Нуждающийся в средствах пленник выписывал вексель на определенную сумму и отправлял через купца или банкира родным или знакомым, которые оплачивали его. После этого он получал деньги от кредитора. Второй способ был более быстрым: в ряде случаев можно было получить деньги сразу после составления векселя. Подобная практика была доступна знатным и состоятельным пленникам.

Также для получения кредита необходимо было заручиться гарантиями авторитетных для кредиторов лиц: как правило, это были все те же высокопоставленные и знатные пленные. Но и этот фактор не гарантировал им быстрого получения своих денег и прибыли обратно. Этот риск с лихвой окупался процентами с долга, которые все время росли, в отдельных случаях достигая десяти в месяц. Да и сам вексель также имел определенную стоимость. Все это затрудняло заемные операции, а для большинства пленных делало и вовсе недоступными.

С большой надеждой пленники ждали писем с родины, в которых среди прочего сообщалось, когда, сколько и через кого были отправлены деньги и векселя. Но не всех пленных радовало их содержание. Напрасными были надежды полковника Бова, которому жена написала в 1718 году, что не может оплатить его вексель «по скудости своей». Генерал Росс получил известие от жены, что в связи со свадьбой их дочери она затрудняется с переводом векселя и т.д. Вместе с тем даже те, кому писали о переводе денег на вексель, вынуждены были запастись терпением.

Для того чтобы ускорить получение денег, состоятельные пленники стали использовать практику взаимозачета на частном уровне. Так, королевский асессор Самуэль Йоте 6 декабря 1703 года написал Книперкроне в Москву, что он выдал его жалованье Долгорукому и Хилкову и «они обещали, что эти деньги тебе отдадут». Годом ранее Йоте выдал жалованье ротмистра Врангеля генералу Вейде, а ротмистр получил такую же сумму в Москве. В 1718 году племянник полковника А. Юленкрука написал ему из Стокгольма, что он может получить деньги по векселю в домах Трубецкого и Головина. Это означало, что родные полковники уже выдали такую же сумму в Швеции упомянутым русским генералам. Но и эта практика не была беспроблемной. Так, мать шведского пленного ротмистра Кнута Курка выдала 9 рублей 20 алтын русскому ротмистру Олимпию Толбузину, отпущенному в 1710 году на размен 48 каролинов, с тем чтобы такую же сумму получил ее сын в России. Но, как выяснилось в 1722 году, русский ротмистр не выполнил свое обещание.

В ожидании финансовой помощи с родины уполномоченным лицам и высокопоставленным пленникам не раз приходилось занимать крупные суммы денег для того, чтобы хоть как-то поддержать своих товарищей. Так, граф Пипер, помогая своим соотечественникам, которые потеряли после Полтавы и Переволочны все свое имущество и остались в одних рубахах, взял в долг под гарантии шведского правительства 30000 рублей и раздал их. При этом он столкнулся с отказом банкиров и купцов оплачивать векселя, выписанные им на шведскую казну. Представители банковских фирм и прочие иностранцы не хотели иметь дело со Штатс-конторой, но охотно давали деньги под залог средств самого графа[45]. Конечно, предполагалось, что со временем стокгольмские власти вернут долг жене графа. Но содержание писем Кристины Пипер к мужу свидетельствует, что Штатс-контора не торопилась выполнять свои обязательства. В частности, в письме, полученном графом 20 ноября 1712 года, она сообщила, что «вынуждена была продать медали и золотые вещи, в свое время подаренные министру королем», для того чтобы оплатить очередной вексель, и при этом решила уехать в поместье, так как жить в Стокгольме не может «из-за нужды».

Кстати, эта история имела свое продолжение. В начале августа 1715 года шведские власти арестовали князя И.Ю. Трубецкого, требуя с него подписать вексель на эти 30 000. Его поместили в страшную тюрьму, где ранее находился известный весельчак майор Пиль, который, по словам княгини Трубецкой, «сшол с ума», так как там все завалено человеческими костями и испражнениями. Ирина (Арина) Григорьевна Трубецкая, решившая разделить плен с мужем и прибывшая с детьми в Стокгольм, сообщила все эти подробности, отправив 17 августа несколько пространных писем: брату С.Г. Нарышкину, деверю Ю. Ю. Трубецкому, сенатору М.М. Голицыну, Карлу Пиперу. Репрессии коснулись и ее с детьми, так как им запретили выходить из дома. Судя по всему, удивительная была женщина