Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства - [79]

Сколько бы мы ни судили о недостатках советского общества в прошлом, ни критиковали его за жестокий административный централизм, мы не сможем не признать присущие ему и такие регламенты, которые несли гуманное начало. В их числе традиционно низкие цены на книги, преследующие цель обеспечить необходимый для приобретения каждой семьей минимум книг. В коммерческом отношении эта издательская политика, в отличие от общепринятой международной практики, поставила издателей детской, учебной книги, многих видов научной, технической, узкопрофессиональной литературы в сложное положение. Однако по своей социальной направленности она была оправданна, к тому же, если учитывать тот средний уровень заработной платы, который имела большая часть трудящихся, нельзя было рассчитывать на то, что издательская политика могла быть иной.

Каков же выход из сложившейся критической ситуации? Как можно защитить государственное книгоиздание в это сложное время? Думаю, что именно теперь следует наконец осуществить то, о чем просят издатели многие годы. Учитывая огромное социальное и национальное значение книгоиздания в защите и развитии отечественной культуры, государству, президенту России, правительству следует отказаться от многолетней политики получения от книгопроизводства каких-либо прибылей. В отличие от потребительской политики следует перейти к политике государственного и общественного протекционизма по отношению к отечественному книгоизданию.

Что собой представляет политика государственного протекционизма? В ее основе должна стоять оптимальная налоговая модель, представляющая отказ от административных форм налогового грабежа и переход к прогрессивному налогообложению, то есть к дифференциации размера налога в зависимости от видов изданий, их социальной значимости и технической сложности. Как ни трудно финансовое положение России, было бы справедливым полностью отменить налоги с изданий детской, учебной, научной литературы и книг классиков художественной литературы, а также отечественных изданий, имеющих целью распространение в зарубежных странах. В этих предложениях нет ничего нового и необычного. Мировая издательская практика свидетельствует о реальном и давнем существовании во многих странах дифференцированного налога на издание книг (всего от 6 до 12 % общей суммы прибыли), а некоторые виды литературы – детская, учебная, экспортная – вообще освобождены от государственных налогов.

Четыре известных отечественных академика Леонид Леонов, Дмитрий Лихачев, Гурий Марчук, Игорь Петрянов-Соколов в открытом письме к парламентам и правительствам стран СНГ с болью писали в газете «Культура» (13 октября 1992 года) о гибели крупнейших издательств, невиданной дороговизне книг и значительном, почти вдвое, сокращении необходимой для народа литературы, особенно детской, художественной классики и научно-технической. «Боль за книгу, за ее нынешнее униженное положение, – замечают они, – заставляет нас возвысить свой голос в ее защиту». Они просят принять неотложные государственные меры по спасению книгоиздания, материальной основы отечественной науки и культуры. В числе их предложений – изменение налоговой системы, введение льготных тарифов для перевозки книг и пересылки их по почте. Письмо академиков – серьезный аргумент в пользу политики государственного протекционизма по отношению к издательскому делу.

Хочу заметить, что протекционизм вовсе не сводится только к государственному покровительству. В системе протекционизма особое место может принадлежать непосредственным потребителям книг из числа заинтересованных общественных, научных, производственных, коммерческих организаций и отдельных меценатов, желающих финансировать убыточные, но необходимые для развития национальной культуры и науки издания.

Так распорядилось время, что государственная служба принесла мне в моральном отношении больше невзгод, горечи от несбывшихся намерений, чем радости и удовлетворения от сделанного.

Из всех лет государственной службы наиболее бездарными и бесполезными оказались 1990 и 1991 годы, когда в течение многих месяцев мне пришлось в письмах к президенту СССР, Верховному Совету, кабинету министров взывать, кричать о развале советского книгоиздания и печати, просить защиты, но мои мольбы не только не были восприняты, но даже выслушаны. Вся система государственного управления СССР, со всеми ее институтами власти была в это время до предела занята политическими интригами и маневрами, времени и сил для конкретных созидательных решений и дел не оставалось. Время это для меня и подобных мне руководителей центральных министерств и ведомств, оказавшихся заложниками кризиса власти, было не просто сложным, оно было мучительным. Состояние и настроение этого времени, как мне кажется, убедительно может характеризовать такое горестное понятие, как невостребованность.

Последний Совет Министров СССР в завершающие месяцы и первый кабинет министров при президенте СССР как органы исполнительной власти оказались, по существу, лишенными возможности управлять страной и пребывали в состоянии агонии. Первопричиной здесь, я считаю, было отсутствие четкой программы действий и в особенности непоследовательность в решениях и поступках президента СССР Горбачева. Наряду с этим практически по рукам и ногам повязала правительство законодательная власть. Пребывание членов правительства в состоянии непрерывного отчета и утверждения в Верховном Совете СССР с самого начала обрекло их на бесправие и бездеятельность. О какой продуктивной деятельности могла идти речь, если Совет Министров, представленный Н. И. Рыжковым после Первого съезда народных депутатов СССР, в самое трудное для страны время, утверждался в 1990 году более двух месяцев, а кабинет министров В. С. Павлова с января 1991 года и до его ликвидации в августе 1991 года так и не был полностью утвержден. Цена издержек и потерь от отсутствия дееспособной исполнительной власти в 1990 и 1991 годах настолько велика, что, по моему мнению, не может быть вообще учтена.