Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства - [77]

Не могу, не хочу смотреть.

Этому тонкому, ранимому поэту-фронтовику в войну под пулями было легче, чем теперь, в этом жестоком мире дельцов и нуворишей, когда понятие чести, совести, Родины, Отечества потеряло всякую цену, и ей ничего не оставалось, как оставить эту преданную и такую дорогую ей землю, и она покончила с собой.

В смерти Юлии Друниной, как выстрел, прозвучала трагедия русской интеллигенции. Трагедия от смятения, от растерянности перед общим развалом и больше всего от сознания своей вины за все, что случилось с народом и страной.

Прошли годы со дня смерти Ю. Друниной, и сколько горя и разочарований пережила за это время национальная культура и интеллигенция. И если раньше вся горечь бытия и творчества интеллигенции состояла в том, что ей мешали и с ней боролись, то теперь все очевиднее становилось, что она просто никому не нужна. С этим непосредственно было связано возникновение такого понятия, как невостребованность, но об этом речь в следующей части книги.

2. Невостребованность

Полтора года моего пребывания в Гостелерадио СССР, ставшие чем-то похожим на продолжительную командировку, принесли заметные перемены в книжный мир. Пушкинская площадь, Страстной бульвар, 5, где располагался Комитет по печати, за время моего отсутствия изменились и стали неузнаваемы. Они встретили меня десятками и сотнями разложенных прямо на улице вдоль домов, в подземных переходах новых периодических и книжных изданий, бойкой торговлей по коммерческим ценам изданиями различного толка и ориентации, книжными бестселлерами по детективной, эротической и религиозной тематике.

Сложное переходное время, в котором мы оказались, имело свои, только ему свойственные черты. Среди них наиболее характерным было крушение привычных представлений, обнажение всего того, что еще вчера было или мало известным, или вообще скрытым от большинства.

Обнажилось и такое еще совсем недавно безупречное признание: мы самая образованная, самая культурная, самая читающая страна. Обнажились во всем греховном естестве бескультурье, бездуховность, открылись мутные потоки многих других пороков общества, которое долгие годы казалось таким благополучным.

Противоречивое время переживало и книгоиздание – важнейшая область отечественной культуры. Проявлялось это в том, что, с одной стороны, налицо были позитивные перемены: творческая и экономическая самостоятельность стали нормой жизни большинства издательств. Многие из административных регламентов и запретов остались в прошлом. Читатель мог теперь свободно приобретать книги писателей, ученых, долгое время находившихся под запретом. Появление наряду с государственными издательствами альтернативных коммерческих издательств создало принципиально новую ситуацию в книжном мире, суть которой состояла в том, что была разрушена государственная монополия на издательскую деятельность и возникла реальная конкуренция между государственными и альтернативными коммерческими издательствами. Уже первые шаги альтернативных издательств показывали, что они более оперативно откликаются на запросы рынка и тем самым заставляют и государственные издательства поспешать в своих издательских проектах. Это явление весьма существенно меняло всю конъюнктуру книжного рынка.

В процессе становления рыночных отношений наглядно проявились и негативные явления, которые ставили государственное книгоиздание в сложное положение выживания. Главное из них – коммерциализация издательского дела, ведущая к резкому сокращению выпуска социально необходимой обществу литературы: детской, учебной, научно-технической, то есть той, которая обеспечивала существование интеллектуального потенциала общества.

Вот как складывалась ситуация в отечественном книгоиздании в процессе изменения его объемов и структуры. Максимальный выпуск книг в стране был достигнут в 1988 году – он составлял 2 миллиарда 700 миллионов экземпляров. В последующие годы, как и следовало ожидать, в условиях широкого развития коммерческих издательств при ограниченных возможностях отечественной полиграфии и бумажного производства началось сокращение выпуска книг в государственных издательствах. За два года (1989–1990 годы) выпуск книг здесь сократился более чем на 700 миллионов экземпляров. Замечу, столь значительный спад выпуска книг был допущен за всю историю СССР всего дважды: в 1937 году и в 1941–1942 годах. Разумеется, беспокоило не просто сокращение объемов государственного книгоиздания. Сокращался выпуск литературы, особенно необходимой обществу, и прежде всего детской, выпуск которой за эти годы сократился почти на 250 миллионов экземпляров. Только за один 1990 год тираж детских изданий сократился на 33 %, учебных книг – на 15, научно-технических – на 14 %. Одновременно шло заметное сокращение в государственных издательствах объемов выпуска художественной и общественно-политической литературы, тиражи которых снизились за год на 6 и 19 %. В 1991 году тенденция дальнейшего сокращения объемов книжных изданий еще более усилилась, а в 1992 году в связи с началом экономической реформы и введением свободных цен приобрела катастрофический характер, ибо в связи с 20-кратным повышением цен на бумагу издание книг стало в целом убыточным. По данным Министерства печати и информации России, сокращение выпуска книг за первое полугодие 1992 года составило около 40 %.