Заложница любви - [90]

Услышав возглас Ульрика, девочка с визгом спряталась за спины своих спутников. Усилием воли подавив вспышку гнева, рыцарь вынул оставшиеся яблоки из чаши.

– Это тебе, Авала. Ты так же храбра, как мила и красива. Твой лорд благодарит тебя и обещает обратить свой гнев на колдуна и его людей, чтобы отомстить за народ Карадока.

Ульрик выпрямился и обратился к толпе.

– Я всем вам даю слово, мой прево с отрядом и я будем следить за берегом, пока не выясним, где на сушу из моря снова выйдут разбойники. Бланкард, суд окончен. Я выезжаю немедленно.

Авала ухитрилась захватить в руки штук восемь яблок, не позволяя остальным помочь ей, и устремилась прочь из зала. Сама не зная почему, Бронуин позавидовала сочувствию, проявленному ее мужем к безумной девочке. Все так же сидя в своем кресле, продолжала она наблюдать, как лорд отдает приказы о приготовлениях к отъезду.

– Три деревни, и все на побережье! – произнес он, как бы вторя своим мыслям.

– И три основных поставщика припасов в Карадок, милорд, – напомнил ему управляющий. – Низины – самая плодородная земля в графстве.

– Может быть, это сам Эдуард? – Бронуин закусила нижнюю губу, но было поздно: крамольная мысль оказалась высказанной достаточно громко, чтобы все услышали. – Это всего лишь шутка, милорд!

Холодный пристальный взгляд Ульрика выразил все, что он хотел сказать. Ирония судьбы – он сам и его рыцари отрезали уэльсцев от их запасов продовольствия – не ускользнула от его внимания.

– Любезные рыцари, моя добрая жена немного не в себе, после того как в ее пишу попал яд. Прошу вас простить ей эту неловкость и дать указания оруженосцам готовить коней к выезду.

Выгнув дугой золотистую бровь, он обратился к Бронуин:

– Это будет освежающая перемена, миледи. Мы согреемся на ветру и в морских брызгах после пронизывающего холода этой комнаты.

ГЛАВА 17

Верхние окна были закрыты ставнями, в массивном очаге ярко горел огонь, но Бронуин было холодно. Во флаконе находилась мазь, сообщила ей тетя Агнес после того, как мужчины уехали выслеживать разбойников, и мазь эта, сказала тетя, хороша для лечения потертостей и порезов на ногах лошадей, но ее нельзя ни в коем случае скармливать лошадям из-за последующих жестоких коликов, которые могут иметь для лошадей роковой исход. Даже самые неопытные конюхи и оруженосцы знают: нельзя оставлять даже следы этого лекарства на руках и, не вымыв руки, садиться есть.

– Все это мне не нравится, – проговорила озадаченно Агнес, возвращая флакон племяннице. – Мне надо обо всем хорошенько подумать.

«Подумать!» – печально вздохнула Бронуин. Только этим она и занималась, отдавая распоряжения насчет вечерней трапезы. Как может один и тот же человек быть способным на такие мягкость и сострадание, какие он проявил к бедной испуганной деревенской девочке, да и, следует признать, к ней самой, и в то же время замышлять подлое предательство? В Ульрике как бы жили два человека, и один из них приводил ее в ужас, другого же она любила.

Тревожное состояние Бронуин усугублялось еще и тем, что Ульрик уже должен был бы вернуться со своим отрядом после рейда по побережью. Ночная тьма тяжело нависала над горизонтом, и мрачность этого зрелища подчеркивали тучи, в которые садилось солнце. Может быть, рыцари наткнулись на этих гробокопателей? Английские кольчуги не спасают от стрел, пущенных из большого уэльского лука. Стрела, как известно, пробивает рыцаря насквозь, пронзает седло и впивается в спину боевого коня.

Завтра… завтра обо всем нужно снова хорошенько подумать, размышляла Бронуин, открывая ставню на галерее, чтобы взглянуть в окно и бросить взгляд на стены двора и дальше, на поросшие травой низины и изломанную линию берега, куда днем под сенью пурпурно-черных знамен ускакал со своими соратниками Ульрик. Завтра вместе с тетей она поедет верхом в разграбленную деревню и посмотрит, что можно сделать для тех, кто пострадал от нападения, оставшись без крова и пропитания. Она не может участвовать в разгроме разбойников, но, не исключено, ей удастся узнать об этом деле несколько больше, чем английским рыцарям.

Бронуин уловила какое-то движение вдали у леса и сразу определила, что это новый лорд Карадока возвращается в замок. Вздох несказанного облегчения сорвался с ее губ. Она торопливо захлопнула ставню и перегнулась через перила, оглядывая зал, раскинувшийся внизу.

– Гарольд, поторопите всех на кухне. Милорд возвращается и, конечно, он проголодался!

Старший слуга коротко поклонился Бронуин, выказывая ей лишь самую толику необходимого почтения. Он болезненно воспринял изменения, которые внесла леди в составленное им меню, и то, что его предшественнику Гриффину было вменено в обязанность проверять исполнение распоряжений хозяйки. Хотя в Карадоке готовилось гораздо меньше блюд, чем при королевском дворе, но Бронуин не сомневалась: кушанья, приготовленные поварами Карадока, не уступают английским. Леди Гвендолин долго учила своих слуг на кухне, как наилучшим образом использовать те продукты, которыми они располагают, а чутье мастера Мейтлена в том, что касалось внешнего вида подаваемых блюд, всегда было безукоризненно.