Залив белого призрака - [4]

— Почему?

— Потому что подвиг одного, как правило, это небрежность другого. Не ясно? Один — не доглядел, отвлекся, зачитался… Другой — поймал кураж эмоций, укол адреналина… На мостике от этого аврал, звонки, призыв на подвиг. Представьте, Юра, вы — на вахте, вам — спасать, приказывать и посылать в ночное море. Кого пошлёте? Чья судьба? От ваших слов и чей-то подвиг, чья-то смерть, а вам, быть может, тюрьма, медаль и слёзы мамы…

— А кто пойдёт, господин капитан?

— Всегда найдутся в экипаже. Сложить нас вместе, мы — уродливая сороконожка, сложное и смешное чудовище. В машине с мазутом, на камбузе с ложкой, во сне — суетимся, смеёмся, ворочаемся. Когда надо — стучим башмаками по трапам и палубе. Готов? Не готов? В море мы все как волна, то ли падаем, то ли растём до неба.

Капитан разговаривал с третьим помощником. Старший выходил на крыло, разговаривал по телефону с машиной, звонил боцману, делал записи в черновом журнале.

— Не устал ещё, чиф? На тебя вся надежда… Я в каюте, если что, — буду мигом.

— Работаем, капитан. — Чиф улыбнулся, он любил оставаться на мостике главным.

Сгущёнка. Шахматы. Романс

Разведчики были шустрые. Катер со снаряжением готов и проверен с вечера, висел за бортом с утра, лёг на воду и рванул к берегу, казалось, мгновенно, как только чиф вышел на крыло и махнул «добро». Когда проходили под крылом, он показал большим пальцем вверх, на удачу, и двое из троих в катере повторили жест, широко улыбаясь. Третий жадно вглядывался в береговые торосы и камни. Они все были внешне разными, но каждый считал себя самым удачливым. Вне опасности они ощущали пустоту и ненужность. Другие, нормальные и обычные, ощущали напряжённость пространства, когда оказывались рядом с разведчиками, как будто они притягивали к себе беду, как магнит тянет стрелку компаса. Трещина под ногами или небо на голову — это им только смех и прыжки через лужу.

Чиф поёжился и ушел в рубку, продолжая наблюдать и мурлыкать «песни якута», который, как говорят, что видит и делает, то и поёт: «…На берег ушли трое. Задача — поиск подводной лодки… Какая тут может быть лодка? Откуда? Чья? С какой целью? Фантастика… Связь с разведчиками постоянно. Доклад — каждые пятнадцать минут… Старший в группе… Странно, сэр-начальник ничего не говорил, но по судну гуляет версия, что лодку отправили в ледяное поле, как ракету к Большой Медведице. Кто произнёс это первым? В группе разведчиков два бывших десантника и один геолог. Интересно, а что они думают о своем задании? Юра-третий сегодня нервничал на мосту, и я его понимаю…»

Третий помощник лежал на диване в своей каюте и думал, что ему замечательно повезло: чуточку страшно, слегка не понятно, таинственно и интересно. Многое его удивляло и всё радовало. Мир крутился в нём, как котёнок в тёплых руках.

Юра вспомнил вчерашний вечер, разговоры в кают-компании. Разведчики сидели вокруг обеденного стола. За шахматным — старпом и радист доигрывали партию, радист явно демонстрировал мастерство, а чиф — любительскую непредсказуемость и атаку. В углу на диване шёл вялый разговор о береговой жизни: вопрос — ответ.

— И как ты сюда попал? — Хочу найти кортик подводника. — Под водой? — Нет, во льду. — Подводник на лыжах потерял кортик? — Все засмеялись.

Самый молодой из разведчиков прислушивался и присматривался. Ему и вопросов не задавали. «Самое главное на борту — быть нужным и никому не мешать, — так сказал капитан, когда Юра прибыл на судно. — Экипаж — это такая сорокоглазка, сороконожка и сорокоеж-ка…» Юра запомнил. Второй из группы экстремалов ел ложкой сгущёнку, две пустые банки стояли рядом, а болельщики сидели вокруг.

— Экстрим, ты скоро превратишься в сгущёнку, — заметил чиф. — Пьёшь её, как на подвиг решаешься.

— Люблю поесть сладко, грешен.

— Флот и камбуз — рай для грешников.

— Умеешь ты, чиф, сказать доходчиво, — заметил радист, на минуту забыв о шахматах.

— Доходчивей бывает только мат, марконя[5]! — чиф тронул пальцем короля.

Радист-гроссмейстер похохатывал над сладкоежкой и пропустил мимо ушей:

— Сгущёночный, беспредел творишь! А каков предел твой?

— Без воды и чая могу выпить семь банок сгущёнки, — сказал экстремал, который шахматами не интересовался, показал всем пустую третью банку и поставил её на стол.

— Съешь ещё баночку, просто так? — предложил кто-то.

— Просто — это трудно. Просто так — не интересно. Я интерес люблю. Найти кортик подводника — это мне понравилось. Хорошая идея.

— Мат, — повторил чиф радисту. Все напряглись и посмотрели на шахматные фигуры. Радист вскочил с места и прошептал изумленно:

— Мне? Я думал, ты о нецензурной лексике, а ты и шах не объявлял?

— И шах, и мат, гроссмейстер. Думай, как есть.

Радист ещё никому не проигрывал, в кают-компании повисла тишина: как поведёт себя гроссмейстер? Но тот, похоже, считал на много ходов вперёд и теперь хотел выжать пользу из проигрыша, поучал победителя тоном тренера:

— Ты играешь без шахматной логики. В шахматах всё по теории. Я же давал тебе книжку с правилами. — Радист развёл руками. — А ты рубишь фигуры, как лесоруб. Где тебя учили?

— Я выиграл или нет? Горбач, ты самый умный здесь, это мат или нет?